е, будто не подозревая, как на неё это действует. Обычно люди от нас шарахались, но в данном случае надежда на понимание совсем изводила Райму. С Велко всё могло бы и получиться, если бы... Если бы не я. В конце концов она заговорила со мной о нём. Как я должен был реагировать? Не знаю. Если бы я вырос, мог бы стать похожим на него, кто знает. Мужчины никогда не оказывались ко мне близко. И мне было жаль маму. С одной стороны, она очень переживала, с другой - очень ко мне привыкла. Душ по утрам, постоянные разговоры в течении всех этих лет... Меня она стеснялась куда меньше, чем Лавокельско. Первый поцелуй получился похож на примерку одежды, когда мама достаёт гору одежды из шкафа и прижимает к себе. Хорошо хоть, мне не надо дышать, но когда нос расплющивают, приятного мало. Не знаю, о чём думал Велко, может, я его забавлял... Со мной он говорил, как с ребёнком, и, хоть он и старался мне понравиться, это тоже было неприятно. Зато он поцеловал меня в щеку, и это было интересно, ведь раньше этого никто не делал. Ещё он водил её в кино, где мне ничего не было видно. Темно, спинка кресла прямо перед носом, Велко украдкой целует маму и поглаживает пальцами по моей щеке. Пожалуй, это даже было приятно. На прощанье он лизнул меня в нос, не знаю, зачем. Как он остался у мамы на ночь я, пожалуй, описывать не буду... Но им было хорошо, а меня разбирала зависть. Если бы у меня было тело, я бы тоже мог, крякнув, поднять маму на руки и заставить так вздыхать - что я, виноват, что ли, что никогда не мог так её расшевелить? Я просто глупая голова... И никогда не пойму, что же такого они чувствуют. Мне было просто жарко и неудобно. Маму, впрочем, всё устраивало, как никогда. Она смеялась и брызгалась водой в душе, напевала, готовя кофе обворожительно улыбающемуся Велко. В том же игривом настроении она рассказывала о приключении Ришке, а я опять молча завидовал. Почему ей так хорошо, когда я никогда не смогу ходить? Она так говорила, будто с ней произошло что-то волшебное и потрясающее, а я этого никогда не пойму, как слепой от рождения - солнечного света. Это просто несправедливо. Что самое обидное, она совершенно не замечала моего настроения. Когда я намекнул ей, что лично мне общение с Велко ничего не даёт, она смутилась, но слабее, чем мне бы хотелось. Из её речи я понял, что она слишком долго была одна, а мне помочь всё равно не может, так зачем страдать? „А если я перестану работать?” - Тогда хозяева тебя вырежут. Одна мысль, что меня убьют, а мама с Велко счастливо будут жить дальше, просто убивала. Райма, наверно, не понимала, как жестоко то, что она сказала для существа вроде меня. Они искалечили меня, превратили в голову, а теперь могут выбросить, как использованную вещь... Я боялся, что мама решит абортировать меня просто потому, что я мешаю. Такие вещи она не могла решать сама, но если бы я отказался работать, ей бы наверняка разрешили. Если уж умирать, так вместе. Умирать. Я долго слушал эту мысль, привыкал к ней, рассматривал. Умереть. Я ведь, по человеческим меркам, ещё так молод. Могу прожить ещё лет тридцать, а то и больше. Сколько мамин организм выдержит. Я представлял себе эту жизнь. Очевидно, мама вцепится в Велко мёртвой хваткой. Даже если он её бросит, теперь ей будет куда легче решиться начать отношения с кем-то ещё. На худой конец, с другой мамочкой Двойки, они отчаянно одинокие люди. Нашла способ быть счастливой. А я всегда буду недовольным, мешающим комком, от которого она будет отмахиваться, чтобы не портить себе настроение. Но разве это я виноват, что она согласилась быть носителем Двойки? Прожить ещё двадцать-тридцать лет вот так. Вот так! Велко видел моё хмурое лицо и говорил, что если бы мой рот открывался, он бы сумел поднять мне настроение. Но я ему всё равно нравился, он любил целовать меня и гладить пальцами. Говорил, что я красивая. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что я был мальчиком когда-то? Может, это уже неважно. Откуда мне знать, что это такое - быть мальчиком? Велко не был мне противен, во всяком случае. Пожалуй, он неплохой парень и ни в чём не виноват, но я всё равно завидовал его длинным пальцам, и ногам, и телу, и волосам, и возможности иметь детей. Он был человеком, а кем был я? Я спросил Двойку Ришки и выяснил, что она в этой депрессии уже давно, но покончить с собой не так-то просто. „Найдёшь способ - включи меня тоже”. И я искал, и иногда казалось, что это безнадёжно. Кроме того, мне не хотелось умирать без своего имени. Не хочу быть тенью Раймы... Двойка Ришки просила называть её Има. Она была девочкой когда-то. В конце концов я понял, как всё устроить - взломать системы лифта. Но и после того, как всё программы были обдуманы и написаны, я ждал несколько недель, пока меня не осенило назваться именем отца - Велетнау. В назначенный день, когда Ришка и Райма ехали в лифте, я запустил программы. Если бы у меня было тело, меня бы, наверно, трясло, как Райму, когда Велко снимал одежду, но я чувствовал только горечь. Когда погас свет, мне было безумно жаль всех вещей, которые я не успею - но я и так не смог бы их сделать. Жалость к маме смешалась с желанием её убить в нечто почти спокойное. Справедливость. Разве это не справедливо? „Има Рекевко”. Я предупредил её ещё вчера, это просто прощание. „Велетнау Шлевко. Спасибо”. - Что? - мама. - Мы сейчас упадём! - Ришка. Потом лифт полетел вниз и грохнулся. Очнулся я в больнице. Не получилось. Не получилось! Потом я понял, что вернулось всё всё же не на круги своя. Райма сломала шею и не могла больше двигаться, совсем. Только глазами. К ней подсоединили такой же синтезатор речи, как и у меня. Наверно, это ужасно, но я был безумно рад. Рад, что она почувствует, как это, когда не можешь шевельнуть и пальцем. Разве это не справедливо, а, носитель Двойки? Что скажешь? Конечно, я её не спросил. Радость моя была недолгой - на Райму надели экзоскелет, а чувствительность она и не теряла. Управлять механическим движителем маме было сложно, так что ей дали отпуск и в компании Велко отправили домой. Когда я смог совладать с эмоциями, то начал снова говорить с мамой, и она мне поверила. В конце концов, мы чуть не погибли! Надо держаться вместе. Я даже вызвался на первых порах помочь ей с экзоскелетом. Она отдала мне контроль за ногами, и я быстро взломал систему. Надо было видеть её лицо, когда её руки, будто сами по себе, отсоединили её синтезатор речи! Впрочем, я его не видел, да и эмоций на лице Раймы больше не отражалось. Потом я подсоединил её синтезатор к своему. Наконец-то я был свободен. Вышел бродить по городу. Батарей хватало не надолго, ну да ладно. Теперь я мог бы покончить с собой просто и в любой момент. Има и Ришка разбились насмерть, и я был рад за подругу. Мне тоже ни к чему задерживаться. Мимо прошла мамочка с Двойкой. Они смеялись, будто не замечая круга пустоты, создаваемого прохожими. Маленькая счастливая Двойка... Вспомнил Иму, которая благодарила меня за то, что я её убил. И тяжесть опять опустилась, сжала со всех сторон. В Народной Республике несколько сотен Двоек, и их будут делать ещё. Я уйду, а они останутся. Я развернул тело Раймы, чтобы видеть уходящую парочку. - О, я думал, ты дома сидишь! - Велко. „Кажется, я немного освоила эту штуку”, - отвечаю я через синтезатор Раймы. Велко устроился рядом и вцепился в тело Раймы, я не видел, что он делает. Обнимает, наверно. „Велко, врачи говорят, что мне не стоит продолжать общение. Можем повредить организм”. - Он ведь и так повреждён, хуже не будет. „Но может быть лучше. Если его не дёргать, через несколько лет возможно частичное восстановление, - вру я. - Я тебя очень люблю, но хочу опять ходить самостоятельно”. Он долго молчит и смотрит, наверное, в лицо Раймы. Я вижу только пиджак из плотной коричневой ткани. - Ты уверена? „Смеешься?” Вздох. - Мне очень жаль. - Наклоняется ко мне. - Ну что, Раймочка, будем прощаться? - проводит пальцем по щеке и встаёт. „Поцелуй меня”, - говорю в свой синтезатор, и Велко возвращается и целует, а потом уходит, не оборачиваясь. Пожалуй, мне немного грустно. Я провожу пальцами Раймы по щеке. С тех пор, как я понял, что делать, я провёл не одну неделю в приготовлениях. В перерывах бродил по городу, один раз даже нашёл своего отца и видел его вживую. Я не подошёл... Это было и не нужно. Обычный человечек в мешковатом сером пиджаке. Растрёпанные волосы, квадратные очки. Он не знал, что стал донором для Двойки, наверное, пришёл бы в ужас. Через границу я перебрался с помпой! В украденном танке и с максимальной путаницей вокруг, какую только смог устроить, взламывая программы. В Сети про заграницы было написано много плохого, но я надеялся, что они не похожи на нас, если мы с ними не дружим. Глаза пограничников, когда они заметили меня, надо было видеть! Стоило мне ради эксперимента вернуть контроль над синтезатором речи Райме, как та начала требовать вернуть её назад, и я без сожаления её оборвал. Когда она поняла, что нужные лекарства есть и здесь, то успокоилась. К моему удовольствию, людей существование Двоек шокировало, и в конце концов они ввели войска и прекратили эту практику. Вот и всё. Счастливый конец. Не знаю, что теперь будут делать оставш