— После смерти, — упрямо повторил Егор, но рог принял. — После смерти мы все с землей сливаемся. Убить во мне человека хочешь? — Вот и стань им. Стань человеком. Человек без роду, что дерево без корней. Откуда ему силу черпать? Выпей, внучек.
Егор поднес рог ко рту. Густой сок закипал со дна, дурманил пряным ароматом.
— Хорошо, — сказал Егор. — Я верю тебе, Перун. Предки мои тебя чтили, и я почту. Будь по-твоему, дедушка. Твое здоровье.
И он залпом выпил жгучий, кипящий сок.
— Пей до дна! Пей до дна! — возликовали лешие, подхватили Егора под руки и потащили его, смеясь.
— Ну вот, давно бы так, — мяукнул проснувшийся Курдыш и лизнул его в щеку горячим языком. — Видишь, не помер. А ты боялся.
И понесли Егора, не давая ему опомниться, остановиться, успеть ощутить в себе то, почти неощутимое, что начало происходить с ним. Его развернули лицом к огню, и он увидел сидящего великана. Огромное мускулистое тело его было покрыто разбухшими от крови комарами, он не сгонял их, только изредка проводил ладонью по лицу, оставляя красную полосу. В руке он держал большой рог, наполненный светящимся соком.
— Это Белбог, — подсказал Курдыш. — Ты не бойся его, он добрый.
— Ну что, Егор, выпьем? — спросил великан басом.
— Ну и выпьем, — согласился Егор, и кто-то сунул в его руку рог. — Ты из рога пьешь, а комары из тебя.
— Так они из меня дурную кровь пьют, — добродушно ответил Белбог. — Думаешь, легко быть добрым? Вот комарье из меня все зло и тянет. Могу уступить, если хочешь, на развод.
— Не стоит, — сказал Егор. — Ну, давай вкусим добра! И выпил свой рог, не жмурясь и не переводя дыхания.
— А зла-то как не вкусить? — спросил кто-то вкрадчиво. — Со мной теперь выпей.
Не то зверь, не то человек, с блестящим, словно бы расплавляющимся лицом, меняющим свои очертания, протянул мощную львиную лапу с кубком, зажатым между когтей.
— А это Чернобог, — прошептал Курдыш, — ты выпей с ним. Добро и зло — всегда братья.
— Что ж, познаю добро и зло, — усмехнулся Егор и осушил кубок и, не глядя, бросил его в чьи-то проворные руки.
Лешие снова подхватили его под мышки, подняли в воздух и посадили на чью-то широкую спину. Удерживая равновесие, Егор взмахнул руками и нечаянно ударил кулаком по бородатому лицу. — Держись! — прокричал ему кто-то, спина под Егором вздрогнула, стукнули копыта, и он понесся по кругу.
Бородатый обернулся, ухмыльнулся, и Егор увидел, что сидит на том существе, которое принято называть кентавром.
— Покатаемся? — спросил кентавр. — Меня зовут Полкан.
И, не дожидаясь ответа, он взмыл над костром. Дохнуло жаром, Егор покрепче обхватил Полкана за крепкий торс, а неразлучный Курдыш обнял Егора за шею мягкими лапами.
— Ну как, весело? — спросил Курдыш.
Некто со змеиным телом и с крыльями летучей мыши пролетел рядом, и Егор увидел на его спине Машу. Она была та же и не та. Полудевчонка, получертовка, с распущенными волосами, раскрасневшаяся, хохочущая. Она махнула рукой Егору и взмыла высоко в воздух.
— Это вот Кродо, — пояснял между тем Курдыш, меховым воротником обхвативший шею. — А вот и сам Ярило. А это Леда, чрезвычайно воинственная, чрезвычайно… А вот и Ладо, такая уж, такая…
И Курдыш сладко причмокнул языком.
— А эти сорванцы — ее дети. Леля-Малина, Дидо-Калина, а тот, что постарше, — Полеля. А вот тот, с четырьмя головами, — Световид, добрый вояка. Те вон, лохматые да страховидные, — Волоты, на любого страху напустят. Все собрались здесь, все уцелевшие. Сейчас только в тайге и можно скрыться от людей. Да и то надолго ли? — Навсегда! — сказал Егор и в азарте ударил пятками по бокам Полкана.
Тот взвился на дыбы, скакнул выше прежнего, и Егор невольно разжал руки и оторвался от его спины.
— Не бойся, — успел шепнуть Курдыш, — лети сам.
И Егор почувствовал, что не падает, а продолжает лететь по кругу, словно земля перестала его притягивать. Егора снова окружили лешие, закружили, залопотали.
— Ну что, Егорушка, доброе винцо у нас? — прокричал в ухо подлетевший Лицедей. — Весело ли тебе? — Катись ты! — крикнул, засмеявшись, Егор.
Ему хотелось хохотать и кувыркаться в воздухе от легкости, наполнившей его тело. Ему хотелось обнимать всех этих уродцев, сплетать с ними хороводы, горланить песни без слов, пролетать сквозь пламя костра и пить сладкий обжигающий сок, выжатый из голубых цветов.
И он закричал незнакомым голосом: — Эх, ночка, ноченька заветная! Увидел он и старого знакомого Дейбу-нгуо. Сидел тот у костра, поджав ноги, окруженный кольцом волков, и напевал что-то, прикрыв глаза, и волки вторили ему тихим воем. И еще он увидел древних богов этой земли — душу тайги и тундры, приземистых, могучих, с лицами, блестящими от медвежьего жира, рука об руку пляшущих со славянскими богами и славящих изобилие, вечность и неистребимость жизни.