Сначала открывается дверца водителя. Из нее выходит мужчина в форме такого же оливкового, как и его машина, цвета. Это лейтенант армии США, маленький, толстый, довольный, с лицом настолько темным, что его можно назвать черным. Его зубы сверкают в улыбке, когда он передает в руки Виолы, вышедшей с другой стороны, несколько свертков. Затем появляются дети: один, два, три, четыре — все с такой же черной блестящей кожей, как у лейтенанта. Виола всех их берет по очереди на руки, а в машине сидит еще кто-то, вероятно мамаша детей. Она смеется и машет рукой. Наконец и Виола, которая держит на руках двух маленьких девочек, смотрит наверх. Заметив в окне кузена, она тоже машет ему. И уже все начинают махать ему, радуясь встрече. Йохен механически машет им в ответ и в растерянности думает о том, что все эти люди сейчас нагрянут к нему. Но семья исчезает так же быстро, как и появилась. Дети: один, два, три, четыре — забираются в чрево машины, лейтенант на прощание прикладывает руку к козырьку, ворчит мотор, и старая колымага медленно скрывается за углом. Внизу стоит одна Виола с неподвижным, серьезным лицом и держит в каждой руке по пакету, которые оттягивают ей плечи. Она еще раз оборачивается, будто чувствует кого-то за спиной, а затем большими шагами направляется к дому. Йохен встречает ее в прихожей. Она протягивает ему пакеты через порог:
— Возьми, возьми! — и падает ему на грудь. — Спать… — шепчет она. — Кузен, пожалуйста, дай мне поспать и все забыть.
К тому времени, когда во второй половине дня Йохен Неблинг делает в управлении подробный доклад, он еще не сомкнул глаз. Вот уже тридцать шесть часов он на ногах, а отдыха все не предвидится. С чашкой черного кофе в руке он ходит взад-вперед по комнате:
— Больше я ничего не могу сказать. Она была вконец измучена, и от нее ничего нельзя было добиться. Штамм назначил ей встречу недалеко от предприятия по вывозу мусора. Но, вероятно, что-то произошло или что-то вызвало у нее подозрения. Она несколько раз прошла мимо гаражей, и ей бросилось в глаза, что там никто не работает. Правда, было воскресенье. Потом она увидела контейнеровоз и что-то показалось ей неладным. Она говорит, что шофер несколько раз вылезал из кабины, и его беспокойство передалось ей.
— Паника, — констатирует Холле. — Типичная в подобных случаях реакция.
— А может, осмотрительность. Во всяком случае, ей не понравились трое мужчин, стоявшие там и державшие руки в карманах пальто. У нее возникло ощущение, что они имеют какое-то отношение к контейнеровозу. Она понаблюдала за ними через витрину цветочной лавки, а затем ушла оттуда через боковую дверь универмага, от которого торговала эта лавка.
— Тогда нам придется долго ждать акушерку, — подает голос Вернер.
— Как же ей удалось все остальное?
— Сыграли роль нарциссы, которые она купила в цветочной лавке. Она поняла, что теперь ей поможет разве что счастливый случай. Связь с Баумом оборвалась. Кстати, она действительно знала его только как профессора Штамма. Они расстались. Но у нее остался «дипломат», магнитофон и его поручение. Теперь она решилась все поставить на одну карту, и я бы не назвал это паникой. Сначала она хотела отправиться на экскурсию по городу[64] с группой японских туристов, но поняла, что на их фоне очень бросается в глаза, и вышла из автобуса. В этот момент прямо перед ее носом остановился «плимут».
— Какой «плимут»? — спрашивает Холле.
— Тот самый, на котором она приехала ко мне. Это был семейный тарантас, полный людей такого же цвета кожи, как и она. Одному ребенку приспичило, мама ходила с ним в вокзальный туалет, а Виола тем временем разговорилась с папашей — лейтенантом, если я правильно разглядел. Выяснилось, что у близнецов, сидевших в машине, день рождения и папа обещал свозить их в Восточный Берлин, в отдел игрушек универмага на Александерплац. Виола интуитивно почувствовала свой шанс и поздравила детей, подарив им нарциссы, которые она, к счастью, не выбросила. Когда мама вернулась из туалета, Виола уже сидела в машине. Наверное, дети уговорили папочку взять с собой большую сестричку. А машина у папочки была со служебным номером. И они беспрепятственно проехали через контрольно-пропускной пункт.
— Чего бы стоил мир без маленьких, приносящих радость чудес! — говорит Вернер.
И он, и Холле явно ощущают нервное перенапряжение.