Мне отвели почетное место рядом с тетей. Она положила руку на мое плечо, и было очевидно, что в данный момент ей наплевать на всю шатию-братию, что ей нужен лишь я, ее племянник, последний осколок семьи, оставшийся по ту сторону границы. А я сидел как на иголках.
— Тетя Каролина, — шепнул я ей на ухо, — мне пора идти.
Но она не слушала меня.
— Однако… однако… господин Вагнер… — перебила она одного из гостей.
Господин Вагнер, принадлежавший к числу ее новых знакомых и постоянных посетителей, «двойной» коммивояжер, торговавший мужскими галстуками и женским бельем, в этот момент рассказывал гостям сальный анекдот из своей профессиональной практики: о том, как мужской галстук и женские трусики обмениваются впечатлениями. Люси, единственная из служивших у тети Каролины девушек допущенная в компанию, хохотала. В этот вечер заведение тети Каролины было закрыто для посетителей, и Люси, будучи, так сказать, уже не на работе и изрядно выпив, пришла в возбужденное состояние. Тете Каролине она, вероятно, в какой-то степени заменяла дочь. Американец Билли, вольнонаемный, служивший по финансовой части при штабе американского гарнизона в Целендорфе[5] и оставлявший здесь подозрительно много денег, которого тетя Каролина, пребывая в хорошем настроении, именовала господином начфином, спал, положив голову на стол. В неосвещенной половине зала уборщица тети Каролины, прижав к себе, словно наемного танцора, швабру, танцевала с ней под звуки шарманки. Стирая со столов и убирая рюмки, она, по обыкновению, допивала остатки спиртного и таким образом поднимала себе настроение. Мне она представлялась три раза, делая каждый раз легкий книксен:
— Леман-Мюк, частная воспитательница, Панков[6], Кавалирштрассе.
Частная воспитательница! Скорее всего, бывшая. Или, может, под частным воспитанием она подразумевала воспитание практицизма? За двести восемьдесят западных марок в месяц она каждый вечер убирала и чистила теткино заведение — для Каролины дешевле не придумаешь! Однако, даже не обладая особой фантазией, можно было легко представить, что, обменяв эти марки на восточные по курсу «черного рынка», Леман-Мюк на своей Кавалирштрассе могла выступать в качестве бывшей знатной дамы.
— Тетя Каролина, — повторил я уже несколько громче, — мне пора.
Она скроила обиженную мину:
— Йохен, не смей называть меня тетей. Говори просто: Кэролайн.
Я улыбнулся, по так как мне нужно было от нее еще кое-что, то решил доставить ей удовольствие:
— И все равно мне пора… Кэролайн!
Она шлепнула меня по затылку:
— Прямо сейчас? Сегодня? В день моего рождения? Конечно, здорово, что ты не забыл…
На самом деле на ее день рождения я попал нежданно-негаданно, но разрушать ее иллюзии не стал. Она удерживала меня, положив мне ладонь на затылок, и казалось, действительно больше всего на свете боялась, что я уйду.
— Ты так и не попробовал моего нового виски, — сказала она. — Настоящее кукурузное виски из Кентукки. Оно сейчас пользуется большим спросом. — Произнося это, она, казалось, погрузилась в свои дела, но вдруг крикнула раздраженно: — Фриц, а ну-ка принеси бутылку нового виски!
Фрид работал у тетки метрдотелем. В описываемый момент он был занят починкой одного из четырех игральных автоматов.
Любая мысль о деловых операциях приводила тетю Каролину в волнение. Вот и сейчас она протянула руку к стойке — там, рядом с кассовым аппаратом, лежал крохотный сверточек, ради которого я и пришел сюда, а теперь сидел как на иголках. Вернулся Фриц с бутылкой виски и бутылочками кока-колы и расставил на столе новые ребристые стопки. Тетя Каролина незаметно сунула мне пакетик в боковой карман пиджака.
— Протезная мазь, — сказала она, не глядя на меня. В ее голосе слышались обида и неодобрение. — Как дела у отца?
— Плохо, — ответил я, не желая распространяться на эту тему. — Скорее всего, предстоит очередная ампутация.