— Помнишь, как тебе это нравилось в Глетчере?
Его глаза заблестели, и он улыбнулся грешной улыбкой сатира.
Эшлин залпом допила свое шампанское. Корд уже расстегивал ее блузку.
— Да? — спросил он, обнажая ее плечи. Ее пальцы расстегивали его пиджак и развязывали галстук.
— Да, — мягко ответила она.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Речь Уатта Уэя перед выпускным классом школы не содержала открытий. Зато сообщение было кратким, ясным и заняло чуть меньше положенных пяти минут. Аудитория приняла Уатта тепло, возможно, именно потому, что он был краток. Следующим выступал Дэн Кларкстон. Его белозубая улыбка была видна даже в самых отдаленных концах стадиона.
Эшлин, Корд и дети сидели в первом ряду, откуда открывался прекрасный вид на футбольное поле. Там, на складных стульях, разместились выступавшие и выпускники. Там же готовился к выступлению оркестр и хор. Эшлин настояла на том, чтобы они пришли на час раньше и заняли лучшие места. В этот день Кендра заканчивала школу.
Макси устроилась на коленях у Корда и осторожно снимала фиолетовую шапку и мантию со своей новой Барби. Под мантией у Барби было ярко-розовое платье мини и бальные туфли на невероятно высоких каблуках.
— Платье Кендры совсем на это не похоже, — шепотом заметил Корд.
Поскольку в этот день Кендра надела простое белое хлопчатобумажное платье, шутка была понятна даже Макси и Дэйзи. Они обе захихикали.
Корд купил каждой новую куклу. Они сами их выбрали, когда вся компания днем зашла в магазин игрушек. За день до этого он возил детей в Экстон играть в мини-гольф. На следующий день они были на экскурсии в парке. Его временная работа в качестве няньки принесла ему успех. Дэйзи ни разу не выразила сомнения в его компетентности, когда он сопровождал их во время прогулок. Она даже болтала с ним, хотя разговорчивая Макси и стремилась узурпировать его внимание.
Тридцать секунд спустя после начала речи Дэна Кларкстона в небо взвились несколько ракет. Выстрелы походили на орудийные. Из толпы послышались нервные смешки.
Дэн медлил. С улыбкой на устах он ждал, пока стихнет шум.
В тот момент, когда наконец наступила тишина, он начал говорить. И тут же ракеты снова взмыли в небо. На этот раз толпа уже открыто засмеялась. Улыбка Дэна снова примерзла к лицу. Директор школы обменялся угрюмыми взглядами с районным инспектором.
Режущий ухо звук автомобильного гудка перекрыл шум взрывающихся ракет. Едва смолкнув, громкий и долгий звук раздался снова. Выпускники беспокойно заерзали и стали переговариваться.
Хмурый директор подошел к кафедре и потребовал немедленно прекратить шум. Ко всеобщему удивлению, это помогло. Но стоило Дэну снова начать говорить, как взрывы хлопушек и автомобильный гудок слились в душераздирающем дуэте.
Кларкстон уже не улыбался. Он пытался перекричать шум. Его усилиям вторили взрывы хлопушек и долгие и громкие автомобильные гудки. Макси и Дэйзи закрыли уши руками. Их примеру последовали все дети и даже некоторые взрослые. Несколько младенцев, встревоженные шумом, принялись орать, присоединившись к общему хору.
— Сорвалось сегодня у Кларкстона, — прошептал Корд на ухо Эшлин.
Он и не пытался притворяться недовольным. Он никогда не думал, что ему может понравиться сочетания взрывов с ревом гудка, но оказалось, что это не так уж плохо.
— У него вся неделя такая, — прошептала в ответ Эшлин.
Редакция «Экстон ивнинг пост» не пошла на поводу у Этана Торпа, и статья против Дэна была все же опубликована. Были опубликованы и фотографии Дэна и Синди с их плачущим сыном, которого они пытались вытащить с благотворительной олимпиады. Что еще хуже, газета разразилась уничтожающей редакционной статьей, где Торп именовался «основным сторонником Кларкстона» и обвинялся в попытке подкупа прессы.
С тех пор все газеты явно приняли сторону Уатта Уэя, к большому неудовольствию Дэна и Синди Кларкстонов. Этан всячески пытался уверить своего кандидата, что волноваться не о чем. Эшлин однажды удалось подслушать сквозь закрытую дверь его кабинета, как он убеждал Дэна не падать духом.
— Возьми себя в руки, Дэн. Политика — это цепь взлетов и падений. Твои акции падают в цене только первый раз. Подумаешь, большое дело.
Его речь была громкой и эмоциональной, но результатов не дала. Дэн вышел из кабинета чернее тучи и негодовал не меньше, чем когда входил туда.
Казалось, Этан воспринял спокойно то, что отношение избирателей к его кандидату резко изменилось. Его гораздо больше волновала его собственная кампания — кампания по возвращению Холли Уэй. Эшлин слышала, что вторично посланные им розы опять вернулись в офис стараниями Ренди, украшенные клочками записки, запутавшимися в лепестках.
— Дозвонитесь до Холли, — отрывисто приказал Этан в тот день.
Как Эшлин ни пыталась это сделать, все попытки оканчивались неудачей.
— Гораздо проще дозвониться до Белого дома и соединить вас с президентом, чем с Холли Уэй, — доложила она Этану.
Торп был в ярости.
А сегодня новые неприятности. На выпускном вечере Дэна ждал полный провал. Слово взял инспектор, и воцарилась тишина. Пока он просил присутствующих сохранять «должное уважение и порядок», соблюдалась тишина. Инспектор снова уступил место Дэну Как только Дэн попытался что-то сказать, какофония началась сызнова — к взрывам ракет и гудкам прибавился новый звук — оглушительный перезвон коровьих колокольчиков. Толпа наконец поняла, что шум провоцирует звук голоса Дэна.
— Пусть уходит, без него повеселимся, — раздался голос с трибуны.
Его поддержали еще несколько голосов.
— Это, определенно, произошло не само собой, — прошептал Корд Эшлин. Он посмотрел на кольцо на ее пальце, подаренное им, затем жестом собственника накрыл ее руку своей ладонью.
— Это очередной этап войны между Холли и Торпом. А несчастный Дэн Кларкстон у них что-то вроде поля битвы.
Эшлин чувствовала на своем колене теплую тяжесть его руки. Большим пальцем он задумчиво гладил ее кисть. Тепло распространялось от бедер до глубины ее трепещущего лона. Трудно было сконцентрироваться на мыслях об Этане, Холли или несчастном Кларкстоне, когда тело взяло верх над духом. Она не могла думать ни о чем, кроме того, как приятно сидеть рядом с Кордом, прикасаясь к его крепкому телу, как приятно, когда он играет ее пальцами.
Откуда-то с трибун вылетел огромный надувной мяч и приземлился среди выпускников. Под взрывы смеха центровой баскетбольной команды, ростом не меньше шести футов пяти дюймов, поймал мяч и отбил его. Умышленно это произошло или нет, никто не знает, только мячик попал прямо Дэну Кларкстону по макушке.
Кларкстон подпрыгнул от неожиданности, вызвав здоровый смех аудитории. Даже директор волей-неволей улыбнулся, впрочем, тут же попытался скрыть это, заслонив лицо ладонью.
Кларкстон оглядывался вокруг, бросая яростные взоры на выпускников, сидящих на складных стульчиках, на гордых родственников и друзей, расположившихся на трибунах, на надувной мячик, который незримый дух сделал орудием мести. Ракеты все еще взрывались, гудок завывал, коровьи колокольчики дребезжали.
Улыбка, бывшая визитной карточкой Дэна, вдруг исчезла. Дэн дошел до точки. Он яростно пнул мячик, и тот, как ядро, полетел в сторону трибун. После этого Дэн разразился криками. Его лицо покраснело. Зубы сверкали в оскале. Руки двигались как бы сами по себе, когда он ударял кулаками по кафедре.
Шум, служивший ему фоном, внезапно стих, позволив ему беспрепятственно излить весь накопившийся в нем яд. Когда школьный инспектор попытался увести его от микрофона, Кларкстон испустил поток непристойностей, повергших публику в шок. Выпускники улюлюкали.
— Мистер Кларкстон, выбирайте выражения! Здесь дети! — резко заметил инспектор.
Он коротко извинился перед всеми присутствующими и объявил, что праздник продолжит хор старшеклассников.