- Могу ли я вам помочь?
- Что? Вы мне? - Генерал поднял на него голову и какое-то время критически его осматривал. - Сомневаюсь. Тут уже ничем не поможешь, - с горечью проговорил он, - у меня был замечательный, новенький с иголочки мундир, а что теперь? Теперь это тряпка цвета кровавой какашки. И она никогда снова не станет новым мундиром, вот в чём дело!
- Ну что вы! Для меня это проще простого! К тому же, скажу я вам, я, бывало, сталкивался и с куда более запущенными случаями.
И не дожидаясь одобрения генерала, тот приблизился к нему на расстояние вытянутой руки, с секунду сосредоточенно на него поглядел, и затем удовлетворённо опустился рядом с ним на ступеньку. Мундир генерала переливался всеми оттенками новизны.
- Ну что, так вам лучше?
Но генерал по-прежнему был довольно хмур, хотя уже не настолько. Он в глубокой задумчивости смотрел прямо перед собой, затем, переведя взгляд на своего собеседника, произнёс:
- А я полагал, вы пришли сюда для того, чтобы меня убить.
- А вам разве неизвестно, что существует обычай хоронить покойников в чистой одежде? - Парировал его собеседник.
- Ах, вот оно что, - только и произнёс генерал, вновь уставившись перед собой.
- Прошу меня простить, это была неудачная шутка. Я - всего лишь портье. У меня не всегда получается столь же удачно шутить, как у некоторых моих клиентов... Однако я пришёл сюда, чтобы с вами поговорить. Если, вы конечно, не возражаете. - Он выждал небольшую паузу. - Возможно так же, тот вопрос, который я намереваюсь вам задать, придётся вам не по вкусу, но... Пожалуй, я всё же начну с другого, и спрошу так: для чего вы этим занимались?
Генерал молчалив. Это - первый раз, когда его спросили об этом. Потому он решил всё как следует обдумать, а уж потом ответил:
- Разумеется, это было не ради денег, да вы это понимаете. Точнее, не только ради них. Было ещё и другое... Я прекрасно понимал чувства наших заказчиков. И в каком-то смысле, мне их очень не хватало. - Несмотря на взятую паузу на размышления, у генерала так и не получилось четко сформулировать свою мысль. Впрочем, его собеседник и без того всё понял. "Я так и знал" - подумал тот.
- В таком случае, вы позволите, если я немножко приду вам на помощь? Вы хотели сказать, что когда вы причиняете кому-то вред, это помогает вам испытывать <сопереживание>? Я ведь прав?
- Пожалуй.
- Но в таком случае вы должны понимать, что у этого сопереживания есть ещё и другое имя... И вот что я вам предложу, послушайте: однажды, когда в один город пришла война, у солдат, защищавших его, появилась такая традиция - один солдат подходил к другому, указывал рукой сначала на свой карман, а затем на карман другого солдата и говорил: махнём не глядя? Так они могли обменяться чем угодно, ведь каждому было неведомо, сколько тому ещё остаётся жить... Но я предлагаю вам сейчас поменяться не какими-то вещами, а убеждениями. Взглядами на жизнь... Ну так что, махнём не глядя?
Генерал сглотнул. Скорее всего, это то, что по-настоящему способно ему помочь. Только вот, нет, он не может так с <собою > поступить. Он отрицательно помотал головой (в горле пересохло). Его собеседник, не скрывая разочарования, поднялся и медленно двинулся в сторону выхода, по пути обронив:
- Очень жаль. Я бы на вашем месте рискнул. Что ж, надеюсь, вам действительно понравился ваш новый костюм. А мне уже пора идти, прошу меня извинить.
Когда он уже открывал подъездную дверь, его настиг вопрос генерала:
- Скажите, я когда-нибудь смогу выйти отсюда?
- Нет.
* * *
Художник находился в своей мастерской. Правда, вид её существенно изменился. На место и без того привычного творческого бардака явился настоящий хаос: ни один из предметов, ни одна из картин не лежала на своём месте. Кто-то умудрился переломать не только мебель, но и снести часть стен. Некоторые из картин были сожжены. Впрочем, кое-какие он извлекал из завалов мусора, не найдя ни них не единого повреждения... От простого его молчаливого равнодушия с виду не осталось и следа. Его губы безостановочно шевелились, он словно бы вёл непрекращающийся диалог с кем-то. Обнаруживая всё новые и новые свои работы навсегда изувеченными, он начинал с <кем-то> переговариваться уже в голос.
"Ну как ты можешь?" - говорил он.
(Нет ответа)
"Ты не права. Я же ничего не делал для себя. Вся моя любовь была не к форме, а к воплощению. Я не ценил свои картины, но я хотел, чтобы они жили. Они не были нужны мне самому, так зачем ты это сделала?"
(Нет ответа. Хотя? Нет, всё-таки нет)
В мастерской ничего не меняется. Художник подходит в маленькому окошку под потолком, выходящему в тесный дворик. Он чувствует <её>. Она где-то здесь, рядом.
"Ты ведь понимаешь, что я говорю о <безусловной> любви? Той, которая ничего не просит взамен. Той, которой меня научила ты сама. Что? Ты спрашиваешь, вижу ли я разницу между любовью к своим картинам и любовью к тебе?"
Ты прекрасно знаешь, что её нет.
(Она молчит в ответ)
Он смотрит в окно. "Людям необходимо во что-то верить" - думает он. "Точно так же, как и необходимо хоть что-то любить".
"Да, я скажу тебе. Я мог бы тебя никогда не любить. Ты хотела это услышать?" - говорит он вслух.
(Она молчит, как будто ей всё равно, затем молча произносит, что ей не всё равно)
(эта странная муза норовит сказать что-то ещё, но сдерживается)
Художник уже почти окончательно сошёл с ума.
"Тебе не всё равно. Я знал. Ты была бы готова сделать свой выбор, но этот свет тебе этого бы никогда не простил. Я не знаю, чем вера отличается от любви, но я верю в тебя".
(Нет ответа)
(Нет ответа)
(Нет ответа)
* * *
Эпилог
(хотя какой, к чёрту, может быть эпилог после конца света?)
Женская фигура в плаще вынырнет из переулка на оживлённую улицу. Пройдя несколько домов по ней, она (наконец) заметит человека, сидящего прямо на асфальте. Подойдя к нему вплотную (и не садясь), она с ходу скажет:
- Ну что, вы довольны? Только не говорите мне, что получили то, чего хотели.
- Конечно. Я с самого начала знал, что всё так и будет. Вы мне верите? - ответит человек.
- Вот как? У вас было столько возможностей всё изменить, а вы не воспользовались не одной.
- Разумеется, я не воспользовался. Знаете ли, я считаю, что возможности нужны не для того, чтобы ими пользоваться... Но не подумайте, я очень ценю возможности.
- Что?..
- Простите, я выразился непонятно. Можно я начну сначала?
Она утвердительно кивнёт, затем, немного помедлив, сядет прямо на асфальт рядом с ним.
- Так вот, продолжит человек, - я с самого начала был уверен, что всё на свете мне может сойти с рук. Наконец, если я захочу, то вообще покончу с этим светом, а взамен мне любезно предоставят какой-то другой. Оказалось, что это немного не так... Буквально самую малость... (меж тем, человек улыбнётся) Этот мир оказался несколько бóлее ревнив, чем я предполагал. Что же, вероятно придётся...
- Что конкретно изобразил на той картине художник? - Перебьёт она его.
Он засмеётся:
- А вы как думаете? Нет, пожалуй, я не буду вам её описывать, это не совсем этично.
- Ясно, - ответит она, и немного помолчит, - уже слышали про любовницу?
- А то! Если я не ошибаюсь, она навещает художника, да он и рад, пальпация души и всё такое...
- Так вы думаете, ему всё это понадобилось ради неё? - Спросит она.
- Да я вас умоляю! Ну какой художник, скажите мне, способен устроить конец света?.. В любом случае, конец света - это всего лишь чей-то выбор, что-то вроде пройденной черты, которую нельзя перейти.
- Что ж, а вы большой любитель говорить загадками. Вероятно, мне везёт на таких, как вы.
- А может быть, это они говорят мною? Ладно, это конечно шутка. В любом случае, если вам не совсем понятно, о чём таком я тут, усевшись прямо на асфальте, пытаюсь сказать, всегда можно начать всё с самого начала...
Конец (света).