Герман отзвонился в начале второго сеанса. Билеты в Москву он взял ещё вчера, но не на тот поезд, на который мне непременно хотелось попасть.
— Там всё забито — с горечью в голосе, поведал приятель. — Даже боковушки все выкуплены. Пришлось в Тоннельную ехать и там брать на Новороссийский. Ничего, что садиться нужно будет ночью, главное в Москву приедем вечером. До гостиницы доберёмся, устроимся, выспимся и утром за работу.
— Ладно, с этим понятно, поедем во сколько скажешь — вставил я свои, несколько слов. — Ты мне лучше скажи, про Миттерана и Тэтчер слышал?
— А кто это? Фамилии, вроде, не русские.
— Президент Франции и Англии премьер. Что, скажешь не знал про них?
— Почему не знал? — возмутился Герман. — Чего то слышал. Давно правда, поэтому и забыл. Я же всё время на работе. Ну, Тэтчер — это, вроде, баба. А французуский президент он, кажется, мужик. Точно мужик, я вспомнил. Что то про него в армии говорили.
— И всё? Больше ничего не знаешь?
— Так мне и этого за гланды. А ты зачем интересуешься? Что с ними то, не так?
— Тэтчер померла сегодня ночью, а Миттеран отключился всего пару дней назад.
— И что? Теперь прикажешь мне заплакать или поминки по обоим заказать?
— Причём тут заплакать? Недавно Кунаев умер, сейчас эти двое. Тебе такое, странное совпадение, ни о чём не говорит?
— Нет. Мне ни о чём. А что, должно было? Я ни с кем из них лично не был знаком и судьба их мне совсем не интересна. Вон у нас за неделю, на улице, четыре старухи похоронили, так я и по этому поводу не очень печалюсь, хотя каждую из них по имени знал. Придёт время все там будем, ты не сомневайся. Так что давай, не забивай голову разной ерундой. Лучше скажи, денег одолжить сможешь?
— А сколько тебе надо? — поинтересовался я сообразив, что внешняя политика моего друга мало интересует.
— Тысячи три, а лучше пять. У меня своих всего восемь. Не буду же я каждый месяц в Москву за товаром мотаться. Затарюсь и месяца три торгую спокойно.
— Деньги есть — ответил я. — Могу и три дать, и пять. Но они у меня по рублю, в сотки сложены. Такие возьмёшь?
— Возьму. Время ещё есть, успею поменять.
— Ну, тогда вечерком заскакивай, отдам.
— Во сколько? — заинтересованно спросил Герман.
— Часов в двенадцать, не раньше.
— Ничего себе вечерком. Я в это время уже спать буду.
— Тогда утром заезжай, но не позже восьми. Потом мне некогда будет.
— Ты чего, совсем не отдыхаешь? В восемь я не проснусь.
— Короче, как хочешь. Я время назвал. А дальше сам решай, когда приходить. Деньги нужны, проснёшься.
Я повесил трубку и поспешил на рабочее место, через пять минут новое кино начинать. Прав Герман, надо меньше думать о всякой ерунде. Где та Англия и Франция, и где мы. Даже Кремль и тот стоит далеко, хотя до него и доехать можно. Какое мне дело до элиты мировой политики? Они живут своей жизнью, умирают, когда господь призовёт, а нам от этого ни жарко ни холодно. Масла с хлебом больше всё равно не становится, если даже буду знать кто, кого заказал.
Саня выздоровел точно по расписанию и в субботу, поздним вечером, мы с Германом выехали на вокзал. Отвезти нас в Тоннельную, согласился приятель друга. Он гнал всю дорогу под сотню и через тридцать минут, высадив нас у тёмного, переполненного людьми вокзала, уехал обратно. До прихода поезда, оставался почти час. На улице колотун, градусов десять мороза, а на мне белый свитерок, одетый на голое тело, турецкое, кожаное пальтишко выше колен, джинсы и короткие итальянские сапоги, с тонким носком внутри, а на голове и вовсе тряпичная хулиганка, родом из тёплой Англии. В такой одежде стоять, в мороз на улице, противопоказано по медецинским показателям, легко заболеть можно.
— Может внутрь зайдём. Холодина — предложил я другу, одетому, словно мы с ним едем на зимовку.
— Ну его на фиг — отказался он. — Посмотри сколько там народа, давай лучше здесь постоим.
— Околеем. Ещё целый час до прихода поезда.
— А я тебе говорил, одевайся теплее. В Москве будет ещё хуже. Привыкай.