При повороте их тряхнуло, впрочем, не сильно, и тяжелый белый диск оказался в поле зрения.
– Рамнусия во всей красе – прокомментировал Паскаль.
Ход саркофага был теперь относительно ровным.
– И так будет долго, – сказал Андерсон. – Сегодня у нас просто. Хотя и прокладываем вроде новую линию. Походим по границе защиты – она, понятно, отключена сейчас, посмотрим, нет ли новых трещин. Тут немного трясло недавно. Так что любуйтесь.
Он обращался к сидевшему за Кауфманом Крамеру – остальным задание было и без того известно.
– Доберемся быстро, если, конечно, ничего не случится. Связь только прямая, а то народ здесь разговорчивый…
«Народ здесь разговорчивый», – отметил про себя Крамер.
– Кстати, о связи, – сказала Вероника, – я включаю.
Пока она рапортовала, Андерсон продолжал:
– О чем это я… да, о быстроте… У этой штуки приличная скорость! такой мощный двигатель способен… ну вот, на экране холм – если разгонимся, можем пробить его насквозь, верно, ребята?
– Это тот самый вездеход, который попал под оползень? – спросил Крамер.
На лиуе Кауфмана появилось неприязненное выражение.
Ответил Паскаль – он был в группе самым младшим и сохранил еще некоторый пиетет по отношению к старшим.
– Да, но вы не беспокойтесь. Мы все здесь подлатали. Да ничего особенного и не было. Так, помяло немного. Чтоб сломалось что-нибудь важное, нужен толчок посильнее.
– Каждая группа имеет в своем распоряжении вездеход, или они меняются?
– Вообще, должны меняться. Но мы привыкли к этому.
– И никаких поломок?
– Ну и что. Починим. Я свое дело знаю, и Вероника мне поможет.
– У вас, Вероника, есть познания в технике?
– Абсолютно никаких, – быстро ответила она.
– Тогда каким образом…
– А у вас, шеф, есть познания в атомной физике?
– Нет.
– Вот видите.
«А еще беретесь проверять нас», – перевел Крамер его слова.
– Утешьтесь, в атомной физике я тоже ничего не смыслю. Я – чистейший гуманитарий, – сказала Вероника. Она сидела у пульта связи – в таком же, как у прочих, комбинезоне, с поднятым забралом маски. Без очков она действительно выглядела значительно старше, хотя Крамер не мог объяснить, почему.
– Зато, уверяю вас, у нее отличная память, и она быстро все усваивает. Вероника мне чинить после аварии кое-что помогала, и за рулем иногда подменяет…
«Когда была осыпь, Паскаль оказался снаружи. Вездеход вела она. Почему?»
– А почему вы спросили именно об атомной физике, Герт?
– Потому что это имеет отношение к нашему двигателю.
– Я думал, у вездехода двигатель, примерно, как у глайдера.
– Это прежняя модель. Она давно устарела. Почти так же, как бензиновый мотор.
– Как щипцы для снимания нагара.
– Как что, Вероника?
– Я же историк. Я помню множество несуществующих вещей.
– Не как у глайдера. Скорее, как у челночного катера. Мощность немного меньше, но принцип тот же.
– Значит, при неисправности вам грозит… – он не сказал «смерть», однако они поняли. Переглянулись без страха, но с осуждением. Опять он нарушил какое-то суеверие, неписаный закон…
– Это всегда возможно, – сказал Фальк.
На некоторое время наступило молчание. Крамер посмотрел на экран, однако картины, предстоящие его глазам, вряд ли могли вселить бодрость. Безжизненное пространство. Угрюмые очертания холмов, которые становились все ближе. Редкие валуны. Приобретшая твердость камня, покрытая трещинами почва. Пейзаж, от которого захотелось бы повеситься, будь Крамер натурой более эмоциональной, и в любом случае непривлекательный. Лучше уж холодный уют Станции. Но экипаж… им, кажется, это нравилось. Лица их оживились, они переглядывались, и подобная демонстрация наличия иных связей не могла не вызвать у Крамера некоторого раздражения.
– Вон там – карьер Доули, – весело сказал Паскаль. – Теперь уж там пусто. Ребята славно поработали, правда, Бен? Я был с ними. Очень интересно. Я ведь геологией увлекся уже здесь, на Гекате. На Земле этого не было. Понимаете, читать – это одно, а увидеть своими глазами – совсем другое. А здесь у меня появилась возможность именно увидеть.
– И подержать в руках, – отозвался Фальк. – Ты у нас парень любопытный, любишь поковыряться в породе.
«… поэтому, когда вездеход стоит, он вылезает наружу и оставляет машину на попечение Вероники. Даже спрашивать не понадобилось.»
– Ага. Увлечение. Это понятно. Ну а вас, Вероника, какое увлечение привело на Гекату?
– Деньги. – Ответила она. – Просто деньги. Возможнось заработать, а потом спокойно заниматься чистой наукой.
Крамер не знал, как расценивать ее слова: как грубость, как откровенность или как желание увильнуть от действительного ответа. После этого она совершенно выключилась из разговора, и ее голо слышался только во время очередного рапорта. Впрочем, дальнейшая беседа не представляла интереса и для Крамера. Это была мешанина из профессиональных терминов. Казалось, об его присутствии негласно положили забыть. Каждый занимался своим делом. Саркофаг ни разу не останавливался, и, судя по всему, они были уже недалеко от Базы, хотя картины, проплывавшие на экране внешнего обзора, были все те же. И никаких трещин.
Андерсон сверился с картой, потом показал ее Крамеру.
– Совсем рядом, – сказал он. – Метров двести.
– Что?
– Наружный пост. Отсюда, из-за холма, не видать. Сейчас направо повернем – увидите. Нашлепка такая на местности…хотя вы там были.
– Да, приходилось. Значит, мы уже в зоне действия?
– Вроде бы. Поворачивай, малыш!
Больше он ничего не успел сказать. Вездеход словно натолкнулся на невидимую преграду. Страшная сила обручем стиснула голову Крамера, на мгновение он оглох, и только чувствовал, как остальные валятся на него, и как странно вздыбливается и опускается все вокруг. Потом с опозданием услышал звук удара, и ощутил, как задравшись боком, застыл вездеход.
– Какой идиот включил защиту! – заорал Андерсон, удерживаясь за сби – тое сиденье.
– Все живы?
– Ну, ребята…
– Включили и выключили, – прохрипел Кауфман, – проверка, черт… обо что это нас? На скалу бросило?
– Двигатель! – отчаянно крикнул Паскаль. – Смотри! Стрелка ползет…
Крамер почувствовал, что ему стало душно. И не только от волнения. Если двигатель полетел… Если это случилось…
– Выход! – крикнул Андерсон, сшибая все на пути. – Выбираться всем!
Они и так понимали, что сейчас главное – выбраться наружу, пока радиация не превысила норму. А там… может быть, удастся добежать?
– Заклинило! Ах, ты…
Паскаль что-то ломал, пытаясь изготовить рычаг. Удушливая жара усиливалась. Несколько минут… Сколько?
– Сейчас рванет, – бормотал Кауфман. По лицу его катился пот. – И ведь не только нас, и этот дурацкий пост тоже… Зачем тогда они ее выключили, а? Нет, не успеем… Маленькая такая бомбочка…
– Прекрати, Герт! Кажется, пошло…
Объединенными усилиями Андерсону, Паскалю и Фальку удалось приоткрыть люк.
– Ну, пошли быстро! – Андерсон опустил забрало маски.
– Идите.
Говорила Вероника. Андерсон обернулся. Она сидела на месте Паскаля, у панели.
– Ты…
– Двигатель издыхает, но еще жив. На одном крыле отволоку подальше.
– Я запрещаю!
– А пошел ты…
Дышать было уже почти невозможно. Она рванула застежку комбинезона у горла, и Крамер увидел то, чего никогда не видел раньше – глубокий косой шрам выше ключицы.
– Догонишь – выдохнул Андерсон и полез наружу, за ним – остальные. Крамер задержался.
– Быстро! – заорала она, хватаясь за какой-то рычаг. – Двигай отсюда! – И еще что-то непонятное, но, судя по тону, ругательное.
Он выскочил. Сзади тяжело заурчал вездеход. Крамер успел вспомнить виденные когда-то кадры старинной кинохроники – подбитый танк и выпрыгивающие из него люди в горящей одежде. Это он помнил. А вот как добежали до места – нет. Слишком много усилий. Остальные были тренированней его, и, пока Андерсон объяснялся с дежурным, Крамер никак не мог прийти в себя от боли в груди. Отдышавшись, он прислонился к стене из прозрачного пластика. В спину ударял такой же неподвижный свет, как на Станции, и был виден голый бугристый пустырь, который они пересекли. Слышался какой-то звон. «Должно быть, Андерсон выясняет отношения» – вяло сообразил он.