Сеп Ли работал на Гейла, это очевидно, и лгал тоже ради него. Человека по имени Луис наняли только потому, что он был поразительно похож на Доулиша — а наличие подобного человека-двойника было составной частью всей схемы. Безусловно умной, даже блестящей схемы, и тем более отвратительной, что спланирована и осуществлена она была человеком, называвшим себя его другом.
— Как ты догадалась, Фел? — спросил Доулиш.
— Догадалась, в конце концов! Когда увидела фотографию Белокурой Куколки. Она очень похожа на Мориса.
Похожа на Мориса!
И Тим говорил, что он где-то видел это лицо!
— Она его сводная сестра, — пояснила Фелисити. Потом, помолчав, произнесла: — Пат, что ты собираешься делать?
И вдруг, прежде, чем Доулиш успел ответить, прежде, чем Морис Гейл успел произнести хоть слово, Мепита поднялась со своего места. Глаза ее сверкали, как у тигрицы, она величественно, во всем сиянии своей красоты, приблизилась к Доулишу и возложила руку на его плечо.
— Кто этот человек? — спросила она.
— Этот человек все и придумал, Мепита, — с горечью ответил Доулиш. — Этот человек заманил в ловушку и провел всех нас.
Она, словно кошка, метнулась к Гейлу. Доулиш бросился за ней, но в эту секунду Морис Гейл выхватил пистолет и выстрелил.
Доулиш почувствовал, что пуля просвистела всего в нескольких миллиметрах над его головой. Лицо Гейла — красивого, уверенного в себе человека — исказили злоба и животный ужас. Доулиш прыгнул на него, вцепился ему в горло, теперь уже он не сдерживал своей ярости, он превратился в настоящего дикаря. Он ненавидел этого человека — человека, который когда-то был его другом, человека, который хладнокровно спланировал все эти убийства, который шаг за шагом вел его, Доулиша, в камеру смертников. Да, Доулиш жаждал его смерти!
Он слышал, как Фелисити что-то кричала, чувствовал, как она пыталась оттащить его от жертвы, чувствовал, как она колотила его по щекам, но ничто не в силах было заставить его отпустить глотку врага.
И вдруг его схватили более сильные руки, чем руки Фелисити, и оттащили в сторону. Получив сильнейший удар в челюсть, он развернулся — перед ним стоял Триветт. Над распростертым на полу Морисом Гейлом склонился какой-то человек.
— Все в порядке, — сказал Триветт. Казалось, голос его звучит издалека. — Все кончено. Успокойся.
Он старался говорить как можно спокойнее, но по лицу его струился пот. Он усадил Доулиша на стул.
— Мы с Фел немного поболтали в самолете, пока летели в Барселону. Она сказала, что хочет повидать Мориса Гейла, он вроде бы обещал помочь. И она успела рассказать мне все — в том числе и о его поразительном сходстве с Белокурой Куколкой. Мы следили за ними, видели, как они вместе с Фелисити направились сюда. Тебе с самого начала, — усмехнулся Триветт, — следовало обратиться в Скотленд-Ярд.
— Теперь Скотленд-Ярд все и получит, — ответил Доулиш. — Все и всех! Фелисити, — повернулся он к жене, — здесь, в этой комнате находится женщина с лицом ангела и душой дьяволицы.
— Бедная Мепита, — вздохнула Фелисити.
Мепита склонилась над братом. Ее прекрасные волосы покрывали его лицо, словно вуаль.
Мепиту увели, Карлоса и Луиса вынесли из отеля на узкую улочку, полную любопытных, улочку, запруженную осликами и тележками, улочку, пропитанную запахами оливкового масла, чеснока и вина, улочку, на которой мелькали соломенные шляпы и веревочные сандалии.
Глава 24
Конец
Лучи солнца весело играли на волнах Средиземного моря, солнце светило Доулишу, Фелисити и Джереми, устроившимся на песке в тени огромного пляжного зонта. Они — и это было совершенно естественно — говорили о Мепите.
Ее отпустили, Карлоса же отправили в тюрьму, к отчаянию и горю Мепиты. Но добрый дядюшка, который оплачивал их квартиру, взял на себя заботу о Мепите и постарался как-то посодействовать Карлосу, чтобы избавить его хотя бы от части неприятностей.
Триветт, подчищавший все концы, воспользовался гостеприимством испанской полиции. Он скоро должен был прибыть сюда, в местечко Коста Брава, найденное Тимом и горячо одобренное Фелисити.