— Теперь, — сказал он, — попытайтесь вы. Медленно, сначала, будьте добры, медленно.
Он стоял, вытянув вперед правую руку.
Я ухватился за нее. Он оттолкнул меня. Его жест выражал нетерпение.
— Высокочтимый ученик, помните, пожалуйста, о своем левом колене. Согните левую ногу и одновременно действуйте правой рукой, затем поверните ногу и тут же скрутите мою правую руку, чтобы я не мог согнуть локоть.
Я сделал новую попытку. На этот раз получилось лучше. Он кивнул, не проявляя, однако, большого восторга.
— Теперь быстро, будьте добры, и с оружием.
Он взял револьвер и, подняв руку, направил на меня дуло. Я вспомнил о левом колене и рванулся к его правому запястью, но промахнулся на добрых два дюйма, и потерял равновесие.
Он был слишком вежлив, чтобы смеяться, И это было еще обиднее.
Я услышал звук шагов по голому полу спортивного зала.
— Извините, пожалуйста.
Хашита выпрямился и уставился в полумрак неосвещенной части зала.
К нам приближался мужчина. Невысокий, средних лет, в очках. Мужчина курил сигару. Его отлично сшитый костюм подчеркивал могучую грудь и скрадывал полноту, но все равно не скрывал узких покатых плеч и округлого, как арбуз, живота.
— Вы тренер? — обратился он к Хашите.
Тот сверкнул зубами и поклонился.
— Меня зовут Эшбьюри — Генри Эшбьюри. Фрэнк Гамильтон посоветовал мне заглянуть к вам. Я подожду, пока вы освободитесь.
Хашита сильными пальцами сжал руку Эшбьюри.
— G огромным удовольствием, — сказал он, с шипением втягивая воздух. — Не присядут ли высокочтимые джентльмены?
Двйгаясь с кошачьей грацией, он схватил сложенный деревянный стул, ловко раскрыл его и поставил рядом со стулом Берты Кул.
— Подождете пятнадцать минут? — спросил он. — Очень сожалею, но я занят с учеником.
— Конечно, я подожду, — откликнулся Эшбьюри.
Хашита поклонился и извинился перед Бертой Кул. Затем он поклонился и извинился передо мной. Наконец поклонился и улыбнулся. Эшбьюри. Лишь тогда сказал:
— Теперь попытаемся снова.
Я посмотрел туда, где восседали Эшбьюри и Берта. Глаза ЭшбьюрИ были устремлены на меня с кротким любопытством. С меня было вполне достаточно этого спектакля, устроенного для Берты. Присутствие незнакомца делало это представление, абсолютно невыносимым.
— Валяйте, — сказал я Хашите. — Я подожду.
— Ты простудишься, Дональд, — предупредила Берта.
— Нет, нет, продолжайте, — вмешался Эшбьюри, кладя шляпу рядом со своим стулом. — Я не спешу. Я… я бы хотел посмотреть.
Хашита вновь повернулся ко мне, сверкнув зубами.
— Мы попытаемся, — произнес он, взяв револьвер.
И снова я увидел его вытянутую руку, скрипнул зубами и сделал выпад. На этот раз я поймал его запястье. И был удивлен, как легко оказалось найти точку опоры. Мое плечо вошло ему под мышку. Я дернул. Эффект был поразительный: ноги Хашиты взлетели вверх, и их контуры обозначились в ярком свете ламп. А в следующую секунду он, как кошка, развернулся в воздухе, выю свободил руки и упал на руки. Револьвер остался лежать на матах. Я был уверен, что он нарочно обронил его. Но это не уменьшило впечатления, произведенного на аудиторию.
Берта воскликнула:
— Черт побери! Ну каково, и это сотворило маленькое ничтожество!
Эшбьюри взглянул на Берту, затем уставился на меня, в его глазах светилось уважение.
— Очень хорошо, — похвалил Хашита. — Очень, очень хорошо.
Я услышал, как Берта небрежно сообщила Эшбьюри:
— Он работает у меня. Я возглавляю детективное агентство. Этого недомерка всегда бьют. Он слишком легок, чтобы стать хорошим боксером, но я подумала, что японец сможет научить его джиу-джитсу.
Эшбьюри повернулся и внимательно посмотрел на Берту.
Берта не могла похвастаться женственностью. Она была большой и крупной — с толстой шеей, широкими плечами, полной грудью, большими руками и хорошим аппетитом. Ее лицо выражало ту безмятежность плотской удовлетворенности, которая присуща женщинам, переставшим заботиться о своей фигуре и позволяющим себе есть что, когда и сколько захочется.
— Так вы сказали «детектив»? — спросил Эшбьюри.