Его близость кажется навязанной, неприятной, хочется отстраниться и согласиться на что угодно, лишь бы отошел, перестал говорить нежности. Я отвыкла от такого Олега, я больше не люблю его. Да и любила ли?
— Мы поедем, — принимаю решение, о котором вскоре пожалею, — но при одном условии, Олег.
— Да, да, конечно, — наклоняется ко мне ближе, я затылком чувствую его похмельное дыхание, — обещаю, после этой поездки у нас всё наладится, я пить брошу, начну уделять тебе и детям внимание. Ты же этого хотела?
Он поворачивает меня к себе и берет мое лицо в свои ладони. Заглядывает в глаза и говорит так проникновенно и многообещающе, что мне хочется в это поверить. Правда. Но я тысячу раз слышала эти обещания, затем столько же оправданий, так что теперь внутри меня ничего не дрогнуло. Но я лишь киваю, не желая спорить. Пусть так.
На самом деле я хотела попросить о разводе. Но моя нерешительность всегда выходит мне боком.
— Ев, послушай, — он нервно теребит волосы, бегающий взгляд совсем не добавляет спокойствия. — Ты должна верить в меня! И тогда горы ради вас сверну, ради тебя и детей, ты же веришь мне?
Наши взгляды встречаются. Проходят минуты, он ждет от меня ответа. Я смотрю на него и киваю, после чего Олег кидается ко мне с объятиями, а меня одолевает только одна мысль. Как так вышло, что когда-то я приняла его предложение руки и сердца?
Глава 2
На следующее утро после недолгих сборов мы отправляемся в аэропорт. Олегу не терпится покинуть страну, так что слова не расходятся с делом. Вот только я отказываюсь оставлять детей одних, пусть и с няней, так что он вынужденно, но с недовольством соглашается.
— Опять выводок за собой тащит, — бурчит муж еле слышно себе под нос.
У меня дыхание перехватывает от возмущения, в уголках глаз появляются слезы, но я стараюсь держать себя в руках и проглатываю обиду ради мальчиков, которые тяжело воспринимают наши скандалы. Терплю… Как обычно…
Спокойно бы оставила детей на тетю Эллу, но она уехала на очередное кулинарное шоу.
Автомобиль резво везет нас в аэропорт, а я смотрю в окно, отвернувшись от домочадцев. И впервые за долгое время закрадывается мысль: а может, и правда стоит решительно заявить о разводе? Но додумать не успеваю. Мы подъезжаем, так что суматоха сдачи багажа и посадки на рейс полностью вытравливает из меня все посторонние мысли.
Весь перелет жутко нервничаю, и это состояние передается мальчикам. Обычно с ними нет особых проблем, но сегодня никак не сладить.
Спорят из-за дурацкой пачки орешков, тянут ее из стороны в сторону и в итоге рвут на части. Орешки летят на пол, маленькие хулиганы начинают хохотать и толкаться, а я тяжело вздыхаю.
— Мальчики, ведите себя прилично. Вы в самолете не одни, здесь нельзя шуметь и баловаться.
Вот только им хоть бы хны.
— Но, мама, я первый взял орешки! — возмущается Том, тряхнув своими милыми темными кудряшками.
Гектор, насупившись, не вступает в переговоры с противником, а молча сползает по спинке кресла, складывая руки на груди. Обиделся. Я очень люблю своих детей, но сейчас мне совершенно не до глупых разборок. Надо бы провести воспитательную работу, убрать рассыпанные орешки, но меня хватает лишь на то, чтобы не сорваться на крик.
Но, вот когда просыпается Олег и обнаруживает беспорядок и насупленных мальчиков, сразу же начинает нападать:
— Что вы тут устроили? Ева, ты вообще следишь за детьми?
— А что я еще, по-твоему, делаю? — взрываюсь, но говорю шепотом, чтобы никто не слышал. — Ты вот, например, спишь, будто совесть совсем не мучает.
— Мы сейчас о детях или опять о наших проблемах? — гневно вопрошает у меня, надменно вздергивая бровь.
— Это твои проблемы, Олег, я к ним отношения не имею, — напоминаю ему, чтобы не забывал о настоящем положении дел.
Этой перепалке я даже рада. Обида и горечь от его грубых слов в машине всё еще комом стоят поперек горла.
— Я не заметил, чтобы мне в паспорт штамп о разводе поставили, — ерничает муж, кривя губы словно в презрении, — наши проблемы, наши, детка. И решать будем вместе, и нести ответственность — тоже. Спрячь зубки и лучше успокой пацанов, а мне закажи чего-то покрепче.
Его последние слова вовсе выводят меня из себя. Не успели и сутки пройти с его слезливого обещания, как он опять за старое.
— Это не ресторан, Олег! И тебе бы лучше не пить! Постыдился бы детей!
— Это первый класс, детка, и я буду делать что хочу и заказывать что хочу. Когда мы приедем в дом твоего папаши, надо будет строить из себя примерного семьянина, — последние слова выплевывает, будто ему между зубов попало что-то неприятное и мерзкое, — чтобы произвести впечатление. А сейчас не мешай мне в последний раз расслабиться.