Кристи Агата
Двойная улика
— Но прежде всего, никакой огласки, — сказал мистер Маркус Хардмэн, наверное, уже в двадцатый раз.
В его монологе слово «огласка» звучало как назойливый лейтмотив. Мистер Хардмэн был маленьким человечком, немного полноватым, с безукоризненным маникюром и жалобным тенорком. В некотором роде он был знаменитостью, а его профессией была светская жизнь. Он был богат, но не чрезмерно, и ревностно тратил свои деньги на светские удовольствия. У него было хобби коллекционирование. Он был прирожденный коллекционер. Старые кружева, старинные веера, антикварные украшения — грубая современность словно бы не существовала для Маркуса Хардмэна.
По срочному вызову мы с Пуаро явились к нему и застали его мечущимся в мучительных сомнениях. При сложившихся обстоятельствах для него было немыслимо обратиться в полицию. Но не обратиться туда было равносильно потере самых ценных вещей из его коллекции. В качестве компромисса он остановился на Пуаро.
— Мои рубины, мосье Пуаро, и изумрудное ожерелье — говорят, оно принадлежало Екатерине Медичи… О Боже, изумрудное ожерелье!
— Может быть, вы изложите мне обстоятельства их исчезновения? — мягко спросил Пуаро.
— Я сгораю от нетерпения сделать это. Вчера ко мне пришли гости, которых я пригласил на чашку чаю, — встреча, так сказать, в узком кругу, было всего человек шесть-семь. В течение сезона я обычно устраиваю одну-две такие встречи, возможно, мне не следовало бы так говорить, но они всегда пользовались большим успехом. Хорошая музыка — Накора, тот самый пианист, и Катрин Бэрд, контральто из Австралии — как всегда в большой гостиной. А до чаепития я показывал гостям свою коллекцию средневековых украшений. Я их храню вон в том стенном сейфе. Внутри он оборудован как шкафчик, полки обиты цветным бархатом — на этом фоне лучше смотрятся драгоценности. Потом мы осмотрели веера в той витрине на стене. Затем пошли в студию слушать музыку. И только после того, как гости ушли, я обнаружил, что сейф пустой, его обчистили! Наверное, я не закрыл его как следует, и кто-то воспользовался этим… Рубины, мосье Пуаро, изумрудное ожерелье — я собирал эту коллекцию всю жизнь… Чего бы я только не отдал, чтобы вернуть их! Но умоляю: никакой огласки! Вы же понимаете, мосье Пуаро, не правда ли? Мои собственные гости, мои личные друзья! Это был бы грандиозный скандал!
— Кто последним покинул эту комнату, когда вы пошли в студию?
— Мистер Джонстон. Может быть, вы его знаете… Это южноафриканский миллионер. Он только что снял дом Эбботбари на Парк-лейн. Он замешкался в кабинете на несколько мгновений, как я вспоминаю. Но конечно же это не мог быть он!
— А кто-нибудь из ваших гостей в течение дня возвращался в эту комнату под каким-нибудь предлогом?
— Я был готов к вашему вопросу, мосье Пуаро. Возвращались трое из них. Княгиня Вера Росакова, мистер Бернард Паркер и леди Ранкорн.
— Расскажите нам о них.
— Княгиня Росакова — совершенно очаровательная русская леди, из обломков старого режима. В нашу страну она приехала недавно. Мы с ней уже было попрощались, и я был несколько удивлен, увидев ее в этой комнате, разглядывающую коллекцию вееров. Знаете ли, мосье Пуаро, чем больше я думаю об этом, тем более подозрительным мне кажется этот ее внезапный интерес к веерам. А как на ваш взгляд?
— В высшей степени подозрительно. Но расскажите и о других.
— Ну, Паркер просто зашел сюда взять ящичек с коллекцией миниатюр, которую мне не терпелось показать леди Ранкорн.
— А сама леди Ранкорн?
— Смею думать, вы знаете, кто такая леди Ранкорн — дама уже довольно почтенных лет, с весьма сильным характером, большую часть времени проводит на заседаниях благотворительных комитетов. Она возвратилась в комнату за своей сумочкой, которую случайно там оставила.
— Bien,[1] мосье. Итак, у нас четыре подозреваемых. Русская княгиня, английская гранд-дама, южноафриканский миллионер и мистер Бернард Паркер. Кстати, а кто он такой, ваш мистер Паркер?
Этот вопрос, казалось, вызвал сильное замешательство мистера Хардмэна.
— Он… э… он молодой человек. Ну, собственно, один мой знакомый.
— Об этом я уже догадался, — меланхолично заметил Пуаро. — А чем он занимается, этот ваш мистер Паркер?
— Он просто один из местных молодых людей — без каких-либо определенных занятий, если вы позволите мне так выразиться.
— А каким образом он стал вашим другом, можно узнать?
— Ну… э… один или два раза… он выполнял кое-какие мои поручения.
— Продолжайте, мосье, — сказал Пуаро. Хардмэн умоляюще посмотрел на него. Было совершенно очевидно, что больше всего на свете ему не хочется именно продолжать. Однако, поскольку Пуаро стойко хранил молчание, Хардмэну пришлось это сделать.
— Видите ли, мосье Пуаро, всем известно, что меня интересуют старинные ювелирные изделия. Иногда возникает необходимость продать фамильные драгоценности — которые, как вы сами понимаете, очень нежелательно продавать на рынке или даже через антиквара. Однако совсем иное дело — продать их мне приватным образом. Вот Паркер и сообщает о подобного рода ситуациях и обговаривает детали сделок, он поддерживает контакт с обеими сторонами, устраняя, таким образом, определенную неловкость.
Вот, к примеру, княгиня Росакова привезла с собой из России фамильные драгоценности. Она очень заинтересована в том, чтобы их продать. Бернард Паркер должен был устроить эту сделку.
— Понятно, — задумчиво сказал Пуаро. — И вы полностью ему доверяете?
— У меня никогда не было повода для сомнений.
— Мистер Хардмэн, а кого вы сами подозреваете из этой четверки?
— О, мосье Пуаро, что за вопрос! Я же говорил вам, что это все мои друзья. Я никого из них не подозреваю — или подозреваю всех в равной мере, выбирайте, что вам больше нравится.
— Я с вами не соглашусь. Одного из этих четырех вы подозреваете гораздо больше. Это не княгиня Росакова и не мистер Паркер. Это либо леди Ранкорн, либо мистер Джонстон.
— Вы загнали меня в угол, мосье Пуаро. Самое главное для меня — это чтобы не было скандала. Леди Ранкорн принадлежит к одной из древнейших английских фамилий. Однако правда и то, и это прискорбнейшая правда, что тетушка ее, леди Керолайн, страдала одним… мм… специфическим недугом; безусловно, все ее друзья относились к этому с пониманием, и ее горничная всегда возвращала чайные ложки и прочие мелочи. Вы понимаете, что я имею в виду!
— Итак, у леди Ранкорн была тетушка, страдавшая клептоманией? Очень интересно. Вы позволите мне осмотреть этот сейф?