Виктор зажег все свечи, выключил свет, и комната сразу превратилась в сказочное царство: в воде медленно кружились в танце огоньки, на стене горело Светкино имя, и в отсветах этих огней матово сверкали шары на елке, да причудливо, волшебным водопадом, переливалось окно. На столе исходила ароматным паром запеченная индейка, в серебряном ведерочке со льдом покрывалась капельками конденсата бутылка "Вдова Клико"...
- Лануля, у меня для тебя есть маленький подарок, - Виктор вытянул руку с крошечной коробочкой, перевязанной красивым бантом.
У Светки екнуло внутри. Не трудно было догадаться, что может находиться в такой маленькой коробочке:
- Не надо, Витюша...
- Открой, зайчик, пожалуйста, открой...
Света взяла коробочку и, словно бы раздираемая противоречиями, неуверенно развязала бант. Красивая обертка упала, обнажив бордовую бархатную коробочку-футляр, в каких обычно продают ювелирные украшения. Света нажала на крохотную кнопочку и коробочка открылась. Так и есть, на бархатной же подушечке мерцало золотом колечко. Небольшой бриллиант исходил разноцветными искорками, переливаясь дрожащими лучиками в неровном свете свечей.
- Зачем, Витя? - укоризненно спросила она. - Ты же знаешь, что я не смогу его принять.
- Я все продумал, сокровище мое. Ты его будешь носить здесь, в Москве. А когда ты уедешь, оно останется у меня, как будто будет ждать тебя. И мне будет легче, у меня останется что-то твое, как будто ты действительно скоро вернешься. Пожалуйста, Ланусик, надень его, - и Виктор, не дожидаясь, когда Света выполнит его просьбу, взял колечко и надел на безымянный палец правой руки, туда, где должно быть обручальное кольцо. Света давно уже не носила кольцо, одетое некогда Олегом. Поправившись после Иришкиного рождения, она все никак не могла выбрать время для похода в ювелирную мастерскую, чтобы растянуть кольцо до нужного размера. А теперь на этом месте красовалось маленькое оригинальное колечко с бриллиантиком, надетое совсем другим мужчиной...
Виктор поцеловал палец с кольцом:
- Вот я и окольцевал тебя...
Волшебный вечер разворачивался волшебным же образом. Это была настоящая новогодняя сказка. Увы, закончилась она все тем же, таким знакомым и болезненным для обоих "Нет!!!"...
29
Москва
... Все хорошее когда-то заканчивается. Закончилась и Светкина "командировка". Две недели она мучила Виктора, две недели мучилась сама. Виктор до последнего мгновения надеялся, что все, о чем мечталось, произойдет и Лана останется с ним навсегда. А она так и не смогла переступить черту. Не смогла предать мужа. Не решилась стать счастливой. Как Татьяна Ларина у Пушкина: "Я вас люблю, к чему лукавить, но я другому отдана и буду век ему верна"...
Света вернулась в Киев к мужу и дочери, оставив Виктору на память свое "обручальное" колечко. После ее отъезда Виктор осунулся, почернел... Хорошо, что к этому времени Андрей стал более-менее нормально ориентироваться в бизнесе, иначе спад в делах был бы неизбежен. Тем не менее, на работу Виктор приезжал регулярно, на своей новенькой опять же "Ауди", но уже изумрудно-перламутрового цвета. Но вместо работы целый день, в основном, закрывшись в кабинете, предавался сладостным воспоминаниям. Иногда Андрею удавалось отвлечь друга от мыслей о Светлане, разговорить на другую тему, вовлечь в обсуждение проблем насущных.
Часто звонила Нина. Она успешно занималась ремонтом в новой квартире, но и про Виктора не забывала. Да и как о нем забудешь? Хоть и понимала Нина всю безнадежность такой любви, но заставить себя разлюбить Виктора, забыть его, она не могла. Сначала еще надеялась на чудо, а, позвонив однажды и услышав радостный голос Виктора: "Нина! А ко мне Лана приехала!", рыдала целый вечер и, наконец, поняла, что надеяться не на что. И быть ей до конца дней своих Ниной Виденовой. Потому как Иванцовой ей не бывать никогда, а другого мужа ей и даром не надо... Тем не менее, звонить продолжала, пытаясь подбодрить любимого, убеждала с обливающимся кровью сердцем, что еще не все потеряно...
Ирина Станиславовна сходила с ума, видя совершенно ненормальную апатию сына, и не знала, в какие колокола бить. Проклинала себя за несдержанность, и в то же время по-прежнему была искренне убеждена, что Светлана - дама глубоко непорядочная, даже если Витенька и утверждает обратное. Она день-деньской проклинала на чем свет стоит несостоявшуюся невестку за то, что та "околдовала" Виктора, а сама убежала к мужу, вертихвостка. Ни о какой уникальности, ни о какой "Двойной звезде" ей не было известно - Виктор не хотел раньше времени расстраивать мать. И она старалась, обзванивала всех знакомых, искала, у кого девка на выданье имеется для ее драгоценного сыночка. Мол, клин клином вышибают. Подумаешь, цаца какая, единственная и неповторимая! Мы и получше найдем, и без мужа, а детей своих настрогаем! Виктор на подобные материны слова реагировал, как на назойливую муху: "Мам, не трогай меня, угомонись. Мне никого не надо. Уймись!". Та кивала: "Хорошо, сыночек, хорошо, только ты не переживай так, все пройдет, ты скоро ее забудешь". Виктор кивал, мол, конечно, забуду, только бы мать оставила его в покое.
Шли дни, недели... Виктор ни разу не позвонил Свете, сдерживая данное ей обещание. А ему так хотелось хотя бы голос ее услышать... Мобильный она, как и кольцо, оставила у Виктора, и теперь он сиротливо лежал в спальне на прикроватной тумбочке, как будто хозяйка где-то рядом, просто вышла в другую комнату... Колечко же Виктор одел на цепочку и постоянно носил под рубашкой. Теперь он любил, скрывшись от всего света, крутить кольцо и целовать его, как будто оно по-прежнему надето на пальчик любимой...
И снова летели дни... Февраль уж лютовал последние денечки. Странная погода этой зимой в Москве: в начале февраля вдруг наступила настоящая весна с веселыми журчащими ручейками и пением птиц, а после двух недель тепла и солнца февраль, как будто опомнившись, что время его безвозвратно уходит, а он еще не всю лють свою растерял, нагнал мрачных темных туч, да ветра злого с мелкими колючими снежинками, да мороза двадцатиградусного надул. Город вновь стал серым и мрачным, люди, неосмотрительно попрятавшие зимние вещи в дальние шкафы, кинулись в срочном порядке доставать их обратно... На дорогах - серая каша из грязного снега, соли и песка... Холодно, сыро и неуютно...
Вечером, лежа в огромной, но такой одинокой и холодной постели, Виктор не выдержал и позвонил в Киев. Но Свете звонить не решился, набрал номер Семидольских. После первого же гудка, словно ждала звонка, трубку подняла Алена:
- Алле, дурдом "Одуванчик" слушает!