- Вот-вот, - опять перебила Ирина Станиславовна. - Это и называется "принять к сведению". А решение свое она менять не собирается.
- Ну вы-то откуда знаете? - возмутился Андрей. - Вас же там не было?
- Я женщина, Андрюша, потому и знаю. Когда меняют мнение, а уж тем более по такому судьбоносному вопросу, не ведут себя, как ледяная скульптура. Нет, чует мое сердце - ничего у тебя не вышло. Не то ты ей говорил, ой, не то...
- Ну как же не то?! Вы бы слышали, как я перед ней соловьем заливался! И ведь она меня с таким интересом слушала!
- Слушала, может, и с интересом, а вот переубедить ее тебе не удалось. Придется мне самой с ней побеседовать... Нина, а может, у вас лучше получится? Вы помоложе, к тому же - профессионал, вроде как доктор, а?
Нина усмехнулась:
- Ой, нет, Ирина Станиславовна! Боюсь, я только хуже сделаю. Она меня ненавидит.
- Глупости какие! За что ей вас ненавидеть? Ей впору вас благодарить за то, что помогли им с Витей встретиться...
- Есть за что. Позвольте не объяснять, просто поверьте - ненавидит она меня лютой ненавистью. Нельзя мне к ней ходить. Хотела бы, да нельзя - только хуже сделаю...
- Ну что ж, - с некоторой тяжестью в теле поднимаясь со скамейки, сказала Ирина Станиславовна. - Я мать, кому, как не мне, спасать сына...
Выпроводив Андрея, Светлана бросилась на кровать. Хотелось рыдать, но слез не было. Света уже давно разучилась делать некоторые вещи, которые раньше не требовали от нее ни малейших усилий. Например, раньше для того, чтобы заплакать, ей достаточно было не только посмотреть какую-нибудь особо душераздирающую мелодраму, а просто вспомнить, например, день, когда Иришка появилась на свет. Как ее впервые принесли на кормление. Или, например, как она научилась говорить букву "Р". Она до пяти лет не умела ее выговаривать, упорно "лыкая" в нужных местах. А потом вдруг прибежала с улицы и крикнула маме:
- Смотли - И-ррррррриша, И-рррррррриша!
"Р" получалась раскатистой и протяжной, как выяснилось в последствии, "кучерской", и логопеду пришлось немало потрудиться, чтобы поставить букву на место. Но тогда в Иришкиных глазах светилось столько радости и неподдельного счастья, ведь она сама, без маминой помощи, научилась, наконец, говорить такую трудную букву!
Раньше, вспоминая этот эпизод, Светлана непременно залилась бы слезами счастья от неземной любви к маленькому существу, слепленному до последнего ноготочка из ее плоти и крови. А теперь только улыбнулась едва заметно уголком губ. Нет, она положительно разучилась плакать. Так же, как и есть, как спать. Как, наверное, даже любить... Света ведь уже не была уверена, что еще способна любить. Она была так обессилена, что даже не могла думать о том, как дороги ей Иришка с Олегом, Виктор. В душе почти единолично поселилась пустота, лишь изредка впуская туда любимых. И то все реже и реже... И желаний у нее не осталось никаких, кроме как скорее уйти, отдохнуть от суеты мирской. Но о покое приходилось только мечтать. Она не могла отдохнуть, даже когда домашние расходились по делам и она оставалась одна. Вот и сейчас опять кого-то принесло. Кто-то упорно звонит в дверь, не обращая внимания на нежелание хозяйки открывать. Звонок, хоть и музыкальный, но врывался в воспаленный немощью мозг так резко и болезненно, что, как ни хотелось Светке остаться в постели, а пришлось опять тащиться в прихожую.
На пороге стояла Ирина Станиславовна. Светлана отошла в сторону, пропуская незваную гостью. А у самой не осталось даже сил для приветствия.
- Здравствуйте, Света, - официально произнесла Ирина Станиславовна. - Простите, что без приглашения...
Света по-прежнему молчала, повернулась и пошла потихоньку в комнату, к любимому некогда креслу, ведь теперь сил не хватало даже на сидячее положение, а потому большую часть времени Света отлеживалась в постели или на диване.
Ирина Станиславовна приняла ее поведение за весьма своеобразное приглашение пройти и присесть. Так она и поступила. Присела во второе кресло и продолжила:
- Деточка, ваши игры зашли слишком далеко. Я долго не хотела верить во всю эту астрологическую чепуху, но теперь стало видно невооруженным глазом, что все это правда. Вы очень плохо выглядите, Света. Простите мне мою откровенность, но не могу лгать. Я действительно напугана вашим внешним видом. Должна сообщить вам, что Витя тоже чувствует себя не лучшим образом. Но по сравнению с вами выглядит довольно неплохо, именно поэтому я отказывалась верить во все эти пророчества. Теперь я понимаю, насколько была неправа в прошлый раз. Я приношу вам официальные извинения: простите мне мою горячность. Я не хотела вас обидеть, Света. Сама не знаю, что на меня нашло. Так глупо все вышло...
Глупо?! Светлане хотелось кричать и топать ногами, но не было сил. Глупо? Ни за что, ни про что оскорбила ее до глубины души, да еще в присутствии любимого человека! Назвала едва ли не шлюхой, а теперь не знает, что на нее нашло?! Да, наверное, надо бы ее простить, но почему-то не получается - несмотря на то, что тело практически перестало что-либо ощущать, душа еще очень даже умела болеть...
Светлана устало сидела в кресле, опустив голову. Если визит Андрея ее даже заинтересовал на первом этапе, то нынешняя гостья начала раздражать еще до своего появления в ее доме, растормошив несчастную звонком. И речи ее почему-то казались Свете совершенно неискренними: вот вроде и просит прощения гостья, а ни теплоты, ни сожаления о высказанном оскорблении в голосе совершенно не чувствуется.
Приняв молчание хозяйки за почтительное внимание, Ирина Станиславовна продолжила свою речь:
- Вы, Светочка, уже достаточно наигрались в благородство, набили себе цену и в глазах моего сына, и в моих собственных. Так что для всех будет лучше, если вы немедленно, желательно уже сегодня, соберете вещи и отправитесь в Москву. Если вас тревожит разговор с супругом, могу предложить свою помощь. Я, как мать, сумею объяснить ему всю серьезность ситуации...
"Да-а, ты сумеешь!", - возмутилась про себя Светлана. Вслух же сказала более сдержанным тоном, не желая обидеть не гостью, но ее сына:
- Простите, Ирина Станиславовна, мое решение окончательное и обжалованию не подлежит. И позвольте мне не объяснять причины, по которым я поступаю именно так, а не иначе. Простите, что ничем не могу вам помочь. Я, как мать, сочувствую вам, но, как женщина, не могу поступить иначе.
Ирина Станиславовна подскочила от этих слов, как от хлесткой пощечины. Что за воспитание?! У нее же только что попросили прощения! Нельзя же быть такой жестокой! О, как хотелось Ирине Станиславовне сказать все это вслух! Но нельзя, нельзя! От этой женщины, от ее решения, зависела жизнь единственного, горячо любимого сына. Нет, она не может уйти отсюда так просто, она не может смириться с отказом. Витенька, а как же Витенька?!
- Светлана, вы, наверное, не поняли - я действительно сожалею о своих словах. Я была неправа, простите меня. Вы можете ненавидеть меня сколько угодно, но умоляю вас - сжальтесь над моим сыном, спасите его! Он должен жить! Потом, когда все будет позади, вы поймете, что я совсем не такой уж плохой человек. Несдержанная - да, меня и муж покойный в этом упрекал, и сколько раз сама сожалела о своей горячности. Простите меня, Света, умоляю - простите! Вернитесь к Витюше, он ведь погибнет без вас!