В том же году, когда ему исполнилось двенадцать, все изменилось. Дело в том, что в своем третьем отряде Витя оказался вдруг самым маленьким. Даже девчонки и то все были выше его ростом. И посыпались в его сторону насмешки. Щедро посыпались. Его называли с подчеркнутой, издевательской жалостью: "Бе-едненький наш, ма-а-аленький", а девчонки, юные стервочки, не удовлетворяясь такими издевками, так и норовили погладить его по головушке, словно пятилетнего малыша. Анекдоты при нем рассказывать-то рассказывали, но непременно ойкнув артистично: "Ах, что вы, разве можно такое при ребенке говорить?!" И хохотали не столько над анекдотом, сколько над маленьким Витей. Тот никогда не считал себя чем-либо хуже других, и к такому подлому к себе отношению со стороны окружающих не привык, был всегда со всеми на равных. Но тут, как на грех, подобралась такая компания, что никак ему не удавалось поставить на место зарвавшихся ровесников. И, какие бы попытки защититься от нападок не предпринимал Витя, итогом их всегда оказывался только хохот окружающих: "Смотрите-ка, он еще и рыпается!" В общем, лето прошло ужасно, и воспоминания о нем Витя спрятал подальше от самого себя, уж больно неприятными они были. Но теперь, спустя столько лет, вспомнил. Но не из-за унижений и обид. Разбередила память одна фраза, быть может, не фраза даже, ведь Виктор не помнил досконально слова из далекого детства. А вот смысл показался таким знакомым...
В их отряде была девочка Таня. Довольно рослая, крупная даже среди представительниц более старших отрядов, она, несмотря на данное обстоятельство, не только никогда не подвергалась насмешкам, но даже пользовалась существенным авторитетом в отряде. Нет, мальчишки не писали ей записочек, не приглашали танцевать на дискотеках. Но к ее мнению прислушивались. Причиной тому было редкое ее умение гадать по руке. Уж откуда взялось у нее такое умение - неведомо, но погадать к ней приходили не только девчонки из их лагеря, но и из соседнего "Ореона". В их же третьем отряде оставалась только одна рука, не охваченная до сих пор юной гадалкой. И однажды она решила исправить сие упущение.
Витя, как мог, отбрехивался, пытался оттолкнуть "гадалку", да та была чуть не в два раза больше его, и сопротивление было сломлено почти мгновенно. Таня локтем прижала его руку к своему полному бедру и начала разглядывать ладонь. Долго вертела, выискивая одной ей ведомые знаки, потом перевернула и стала разглядывать тыльную сторону. Вот там и нашла нечто для себя интересное, изрекла:
- А ты, оказывается, уникум, Иванцов! Смотри, какая метка у тебя имеется, - и она ткнула толстым пальцем в точку рядом с углублением между большим и указательным пальцем.
Витя даже не пытался увидеть что-то через ее толстый бок. Он и так знал, что она там нашла. Сколько себя помнил, на этом месте у него было небольшое розовое пятнышко округлой формы. Больше всего оно было похоже на ожог от сигареты, только отпечатавшийся не полностью, а словно бы одним боком. Такой четкий полукруг, как будто шрам. Если посмотреть с одной стороны - подковка. С другого ракурса - буква "С". И не просто розовая, а еще и немножко выпуклая. Откуда и когда она появилась, Витя не знал. Он даже спросил однажды у мамы, что это за шрам. Мама рассмеялась и сказала, что никакой это не шрам, а маленькое родимое пятнышко. У многих, почти у всех, пятнышки коричневые, а у Вити - розовенькое. А что такой странной формы... Ну что ж с того, наверное, бывают и еще страннее. Так и жил Витя со своим родимым пятнышком до двенадцати лет, не обращая на него особого внимания. Пока не захотелось любопытной девочке Тане поупражняться в гадании на его руке.
- И никакой я не уникум, - оскорбился Витя. - Много ты понимаешь, гадалка-самоучка! Это не метка, а самое обыкновенное родимое пятно, родинка. Ты что, никогда в жизни родинок не видела? Тоже мне, гадалка!
Витя вырвал руку, воспользовавшись ослабевшей от его наглости хваткой, и собрался было уйти, да Таня развернула его за плечо:
- Может, и родинка, да непростая. Ты знаешь, что она означает?
- Чушь какая! Разве родинка может что-то означать? Родинка - она и есть родинка. У тебя на щеке, у меня на руке. Большая разница...
- Большая. У меня родинка обычная и ничего особенного мне в жизни не сулит. А ты умрешь.
Витя ошалело уставился на гадалку:
- Ты чё, совсем дура?
Таня, казалось, даже не заметила оскорбления:
- Понимаешь, если я или другие не найдем свою судьбу, мы, возможно, будем мучиться от одиночества, но останемся живы. А ты не такой. Если ты не найдешь свою половинку, ты умрешь.
- И где это написано? - с вызовом спросил Витя. Он не собирался верить этим бредням. Он вообще не верил ни в какие гадания, ни в какие пророчества. А тем более от девчонки-ровесницы, на две головы выше его самого.
- Да тут и написано, прямо на твоей руке. Надо только уметь это прочитать. Ты меченый, Иванцов, будь внимателен, если жить хочешь. Учти, я тебя предупредила...
Стоит ли говорить, что с того дня жизнь в лагере стала для Вити и вовсе невыносимой. Теперь к издевкам по поводу его малого роста добавились еще бесконечные подковырки: "Ах, м-а-аленький наш, меченый наш. Бедненький, ты ж не забывай по сторонам смотреть, а то помрешь со дня на день в гордом одиночестве, как же мы без тебя жить-то будем?!" Вполне естественно, что пророчество Витя воспринял, как очередную издевку, более изощренную, нежели его недостаточный рост.
На следующее лето Витя опять приехал в лагерь. Только теперь он оказался далеко не последним в шеренге на утреннем построении, и уже никто не осмеливался жалеть его или издеваться над особой меткой. Дети в массе своей жестоки и трусливы, как шакалы. Дай им легкую добычу - разорвут на части. Покажи угрозу - разбегутся. И теперь уже Витя смеялся вместе со всеми над очередной жертвой, смешной девочкой Женей - маленькой, рыженькой и к тому же в очках. И совсем уже не помнил, как в прошлом году переживал из-за таких же издевательств. Вернее, помнил. Очень хорошо помнил. А потому и усердствовал в издевках, опасаясь отбиться от стаи и опять стать всеобщим посмешищем...
...Андрей все еще продолжал бубнить проклятия в адрес подлых баб, сговорившихся свести с лица земли мужское племя. Все также тихонько прощались с жизнью листья, падая замертво живописным ковром под ноги неблагодарным прохожим. А Виктор все силился понять, как, КАК двенадцатилетняя девчонка смогла прочитать его судьбу по одной маленькой родинке? Она ничего не говорила о "Двойной звезде", не указывала ему ни на какие бугорки и трезубцы на ладони. По одному маленькому родимому пятнышку она в точности предсказала то, что спустя много лет предскажут ему две... хотел было назвать их про себя аферистками, да передумал. Нет, они не аферистки. Не может быть, чтобы это было вымыслом. Это слишком фантастично для вымысла. Для того, чтобы напугать и обобрать, обычно используют более приземленные выдумки. К тому же это так хорошо перекликается с предсказанием из его детства. Да и, чего уж там, догадывался, что сны его - не просто сны. Ведь давно уже и сам чувствовал, что жить ему без Незнакомки если и не несуждено, то по крайней мере, совсем не хочется...
6
Киев
Света сладко потянулась. Просыпаться ужасно не хотелось - еще хоть чуточку, хоть немножечко! Во сне оставалось что-то эфирно-приторное, что-то волшебно-сказочное. Она всегда любила поспать, однажды даже проспала восемнадцать часов кряду. Но в последнее время просыпаться не хотелось просто клинически - так бы и спала каждую минутку своей жизни. Не от усталости, нет - она вовсе не была перегружена ни физически, ни морально. Просто во сне Света чувствовала себя такой счастливой, ее обволакивала какая-то нега. В последнее время она не видела снов в традиционном понимании этого слова. Она не видела вообще ничего, а лишь ощущала нечто эфемерное, купалась в любви не физической, а какой-то неземной, высшей любви. Она получала во сне море положительных эмоций, спать было ну о-очень приятно. Зато стало неприятно просыпаться по утрам - день как бы отрывал ее от счастливого времяпрепровождения. Но хочешь - не хочешь, а вставать-то надо...