Но разве детишки, которые в Новый год танцевали вокруг елки и впервые в жизни получили в подарок игрушки, не ждут продолжения чуда и хорошей жизни? А те детишки, для которых моя новая мастерская делает каждый день новые же игрушки, зайчиков и поросят, мишек и лошадок, куколок и солдатиков, игрушки, которые я собираюсь продавать на весенней ярмарке и запустить по всему герцогству и дальше? А будет ли у них время в них играть? Будет, если в доме будет тепло и сытно.
Эх, юноша… сколько раз пытались сделать «небеса обетованные» на земле… и все заканчивалось… плохо, плохо заканчивалось. Сильные отбирали у слабых, наглые и беспринципные приходили к власти, ленивые пили, пьяные ленились, борзые грабили и убивали, тихушники воровали, хитрые садились на шею покладистым, обычные терпели, властные «рулили»… и все… все считали, что они поступают правильно и… и мало того, что правильно и справедливо, но и для пользы всех остальных.
И на сколько хватит меня? И что будет после моей смерти? От болезни, банальной простуды, от стрелы, свистнувшей из темноты, от яда, подлитого в вино, от несчастного случая…
Смешно и то, что я не могу остановиться. Ну, если только вот сейчас броситься с башни вниз головой. Многие обрадуются. Сильно обрадуются. А другие? Те, кто поверил, кто попробовал… нет, не так, кто понял, что можно что-то менять в жизни, менять к лучшему, менять и видеть, что жизнь действительно меняется. Это ведь «клево», это «вставляет», это зажигает глаза, бодрит и тянет на подвиги… на хорошие подвиги. Это же видно, что многие в замке смотрят на меня с ожиданием, ожиданием продолжения… «банкета».
Ладно, примем за рабочую гипотезу то, что я хочу облегчить жизнь людей и дать пинок на дальнейшее развитие страны. А кровь… что же… «ты принял это на себя, ты и получишь награду, ты и ответишь за все это…».
Глава 34
Конец рефлексий
«Откупори шампанского бутылку и дай ты по мордасам Фигаро…»
— Ты опять тут воевал без меня? — Орха грелась в моей ванной, а я валялся на кровати, прогнала и не дала… потереть спинку. Она приехала полчаса назад насквозь мокрая. Зарядил какой-то неимоверный весенний дождь. Ливень шел третий день, весь народ попрятался по домам, не показывая носа. На стенах под навесами уныло бродили часовые, радуясь тентам, которые успели поставить. Я все-таки упросил ткачей собрать большой ткацкий станок для толстой технической нити, и наткать пробные экземпляры. Текли, но были крепкими, так что шатрам и пологам для повозок быть.
Дождь — это хорошо. Смоет всю грязь, покажет все недостатки, проклюнутся первые весенние ростки. Вот только мокро. Орху с сопровождающим накрыло в пути, поднялась вся холодная, ее комната была не натоплена, затащил к себе, силой раздел под гневные крики и засунул в теплую воду.
— Уйди и не смотри! Нахал!
— Не смотрю. Почти. Я здесь посижу. Глинтвейн будешь?
— Чтобы потерять голову и начать целоваться?
— Ага…
— Давай. Ты опять разграбил два замка?
— Почему два? И почему опять? И кто на меня наябедничал?
— Наябедничал… почему у тебя здесь так хорошо? Как будто в твой сказочный мир попадаешь… тепло, чисто, светло, вкусно пахнет… теплое вино, теплая вода… красиво… оружие, книги, шкуры… кровать такая огромная, самая большая в мире, ни у кого такой больше нет… про нее даже уже легенды ходят…
— Только про кровать?
— Ха…, — она перевернулась на живот головой ко мне, теперь мне был виден краешек попы. — про кровать, в которой помещается сразу пять девушек, про эту комнату, которую все хотят увидеть, как будто бы это чудо света, про замковую столовую, где всех кормят, кто ни придет, и кормят вкусно, про баню, мол, там и мужчины и женщины… ну это… голые, ну ты понял, про подвал, забитый деньгами с одной стороны, а с другой полный узниками, которых пытает жуткий палач, про наемников, которые охраняют герцога день и ночь, а сами кушают детей… ты слушаешь меня?
— Извини, я после «пять девушек» задумался.
— Убью.
— Так, еще что болтают?
— Много и разное. К отцу приехали бароны, несколько… спрашивали про тебя…
— Почему к отцу? А, к тебе, наверное… тоже болтают?
— Ну да. Теперь меня никто не возьмет…
— Конечно, лежишь тут в страшной комнате с голой попой. Дай поцелую…