После этого он снимал ремень и принимался стимулировать мою сообразительность. Папа был психологом-практиком и твердо верил, что постоянный массаж ягодично-седалищной мышцы с помощью ремня способствует оттоку избыточной крови из мальчишеских мозгов. Может, теория эта и была довольно сомнительной, но результаты оправдывали метод; когда мне стукнуло пятнадцать, я мог стоять на голове на тонкой проволоке и декламировать страницу за страницей Шекспира или Шоу или устроить целое представление из прикуривания одной сигареты.
Я пребывал в состоянии глубокой задумчивости, когда Бродбент вновь заглянул в ванную.
— Боже милостивый! — воскликнул он. — Вы еще даже не начали?
Я холодно глянул на него.
— Я предполагал, что вам требуется лучшее, на что я способен; в таком случае спешка может только повредить. Как вы думаете, сможет ли даже отличный кулинар придумать новое блюдо, сидя на несущейся галопом лошади?
— Черт их побери, этих лошадей! — Он взглянул на часы. — У вас в распоряжении остается шесть минут. Если вы за это время ничего не способны сделать, что нам придется положиться на удачу.
Еще бы! Конечно, я бы предпочел получить побольше времени, но и в Искусстве быстрой трансформации я едва ли не превзошел отца; “Убийство Хью Лонга” — за семь минут пятнадцать частей, и однажды я успел сыграть эту вещь, обогнав его на девять секунд.
— Стойте там, где стоите, — бросил я ему. — Я сейчас буду готов. — Затем быстро загримировался под Бенни Грея, неприметного ловкого человека, который совершает убийство за убийством в “Доме без дверей”, — два быстрых мазка для придания безвольности очертаниям моих щек от крыльев носа к уголкам рта, легкие тени под глазами — намек на мешки и фактор № 5 — землистого цвета грим поверх всего. Процедура заняла никак не больше двадцати секунд — я мог бы проделать ее во сне Постановка с моим участием шла на подмостках девяносто два раза, прежде чем ее отсняли на пленку.
Затем повернулся к Бродбенту, и тот ахнул:
— Великий боже! Глазам своим не верю!
Я оставался “Бенни Греем” и не улыбался в ответ на такой возглас восхищения. Чего Бродбент не мог понять, так это того, что жирный грим не нужен. Конечно, он немного облегчает дело, но я — то использовал его, в основном, потому что он ждал этого; будучи дилетантом, он, естественно, предполагал, что искусство перевоплощения заключается, в основном, в гриме и пудре.
Бродбент продолжал таращиться на меня.
— Послушайте, — приглушенно произнес он, — а не могли бы вы сделать что-нибудь в этом роде со мной? Но только быстро?
Я уже готов был сказать “нет”, когда сообразил, что это отличное испытание моему профессиональному мастерству. У меня было непреодолимое искушение сказать ему, что попади он в руки моего отца, то уже через пять минут он бы смело водил за нос простачков на барахолке, но я решил, что лучше этого не делать.
— Вы просто хотите, чтобы вас не узнали? — спросил я.
— Да! Точно! Нельзя ли меня как-нибудь перекрасить или приделать фальшивый нос, или что-нибудь в этом духе?
Я покачал головой.
— Что бы вы ни делали с вашим лицом при помощи грима, вы все равно будете выглядеть как ребенок, переодетый для маскарада. Ведь вы не умеете играть, да и возраст у вас уже не тот. Нет, ваше лицо мы трогать не будем.
— Как? Но ведь если приделать мне…
— Вы слушайте меня. Уверяю вас, что все, что может дать такой нос — это привлечь к себе внимание. Устроит вас, если какой-то знакомый, увидев вас, скажет: “Черт, этот увалень напоминает Дока Бродбента. Конечно, это не он, но здорово похож”. А?
— Думаю, да. Особенно, если он уверен, что это не я Предполагается, что я сейчас на… В общем, в настоящий момент меня на Земле не должно быть.
— Он будет совершенно убежден, что это не вы, потому что мы изменим вашу походку. Это самая характерная ваша черта. Если вы будете ходить иначе, то никто не подумает, что это вы — просто здоровый широкоплечий парень, который немного смахивает на вас.
— О’кэй, покажите, как ходить.
— Нет, этому вы никогда не научитесь. Придется вынудить вас ходить так, как нужно.