И не стоит забывать еще один важный момент. Как ни крути — а Авиал сейчас остался без Хранителя — хоть и косвенно, а всё же по моей милости. Даже если на смену был назначен новый — все равно ему(ей) потребуется время для того, чтобы подробно вникнуть в жизненные перипетии этого мира. Два с половиной месяца (а именно столько времени прошло в Авиале начиная с момента, когда я его покинул) — это очень маленький срок. А вот за 25 лет измениться может очень и очень многое. Хотя почему 25? Кичандаш же сказал, что не осталось живых мастеров магии воздуха. Десять — при самом благоприятном стечении обстоятельств. Ведь ещё надо как то убедить троллей позволить своему мастеру магии земли помочь людям. Да и Эльтеко Нейетти, долгие годы созерцавший, как его детище, Университет Магии, медленно теряет свою значимость и просто разрушается, будет долго торговаться за свои услуги…
— Как ты вообще сюда попал, Кичандаш? Пешком пришел? — спросил я таисиана. Просто ради того, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
— Запретный лес, — ответил тот, — твои друзья, Вогнар и Райлисс, показали мне место, откуда они перемещались в этот мир, чтобы забрать тебя для Храма.
— И?
— Из королевской сокровищницы мне было выдано два артефакта. Простые накопители, но энергией они заряжались больше пятидесяти лет. Так что высвободившейся силы было достаточно, чтобы открыть проход в другой мир. На несколько секунд — но мне оказалось достаточно и этого.
— И что, был только ты? Никто больше не хотел рисковать собой? Печально слышать, особенно учитывая твои слова о том, как верхи были готовы меня благодарить, — ехидно заметил я.
— Силы этих артефактов очень ограничены, и хватит их лишь для одного живого. Поверь, были те, кто намного сильнее хотел отправиться искать тебя. Да и, сказать по совести, большим желанием не горел. Но всё же выбрали меня, потому что я был единственным, кто мог тебя найти.
— Любопытно. И как же? — поинтересовался я.
— Ты, Дэмиен, конечно, выбрал магию слёз и очень этим гордишься, — снисходительно ответил Кичандаш, — но и магия крови, поверь, тоже хранит немало секретов, — в этот момент в его глазах появилось выражение, от которого мне стало не по себе, — я сражался с тобой в бою, я использовал против тебя магию крови, я слышал, как бьётся твое сердце, я чувствовал, как пульсирует твоя кровь. Такие звуки невозможно забыть, ибо у каждого живого существа они неповторимы и уникальны. И зная эти звуки, я бы нашёл тебя в любом уголке этого мира. В прошлый раз тебя искали по импульсам твоего уникального таланта. А вот в этот раз тебя найти было куда как труднее, — он самодовольно зажмурился, после чего открыл глаза и с чувством собственного превосходства закончил, — и только мои, так ненавидимые людской Церковью способности, могли дать стопроцентный результат…
— И зачем же тебе это вообще было нужно? — спросил я.
— Дэмиен, ты меня удивляешь, — ухмыльнулся Кичандаш, — я, конечно, подлая дрянь, бессовестная тварь и так далее. Но у меня есть родные и близкие, я их люблю и не желаю им добра. И уж, конечно, совершенно не хочу, чтобы их захватили в рабство магии крови.
— Ты недоговариваешь, — проницательно сказал я, — ты сейчас очень ярко охарактеризовал себя. Не мог такой, как ты, пойти в другой мир искать нужного человека за спасибо.
— Не мог, — язвительно улыбнувшись, ответил Кичандаш, — я заключил с Королевским Советом сделку. Если ты придёшь в Авиал и примешь участие в ритуале, зарядив обелиск Воды — для таисианов отменят режим с верительными. Ты ведь хорошо помнишь, что это такое?
Я удивлённо посмотрел на Кичандаша. Тот же явно наслаждался эффектом сказанных слов.
— Что, не ожидал от меня такого? — ехидно спросил он, — ни за что бы не подумал, что я могу попросить что-то не для себя?
— Да, — я отвернулся к окну, — не ожидал.
— Вот видишь, — назидательно сказал таисиан, — ты можешь обвинять других в том, что они ведут себя в соответствии с тем, во что их учили верить. Был ли я неправ, схватив твоего друга и подвергнув пыткам за то, что меня учили считать предательством? Оказалось, что да. Но ты и ты не можешь обвинять меня в этом. Другие живые тоже имеют своё мнение, свой взгляд на мир. Как бы благочестива ни была твоя точка зрения, она не может быть единственной.