— Мы уже рядом с ними, — сказал Билли, появляясь через некоторое время в дверях каюты, — но они, как будто, ничего не подозревают.
— Сангетт? — бросил я нетерпеливо.
Билли покачал головой.
— Никаких признаков, свидетельствующих о присутствии его и Марчии! Они, вероятно, находятся внизу.
Немного помолчав, Билли сказал:
— Мы решили так: Кэмпинг внезапно подъедет, встанет рядом с яхтой, и мы с Вильтоном перескочим через перила.
— Ну, а потом?
Билли похлопал себя по карману и ответил:
— Я буду блюсти порядок на палубе, а вы с Вильтоном пойдете разыскивать Марчию, Кэмпинг же останется у руля лодки.
Мы осторожно вышли наверх.
Лодка плыла уже рядом с «Чайкой», на палубе которой стояло трое мужчин, не обращавших внимания на нас. Один из них правил рулем, остальные усердно стягивали слабо завязанный канат.
Невинный взор Кэмпинга был устремлен на водное пространство, но вдруг он издал чуть слышный свисток.
Билли, Вильтон и я поднялись на крышу каюты, оттуда было легче спрыгнуть на палубу яхты. Кэмпинг же в это время повернул руль и наша лодка ринулась на «Чайку», как ласка на кролика.
Крик ужаса вырвался из груди рулевого, и он с невероятным усилием повернул руль, но Кэмпинг продолжал лавировать.
Мы уже прыгнули со всего размаха вперед! Моя левая рука сорвалась, но правая крепко вцепилась в перила и мне удалось удержаться. Оглянувшись, я убедился, что Билли с Вильтоном удачно перескочили на палубу.
Двое матросов, занятые канатом, до того были поражены неожиданным нападением, что не сделали попытки нас остановить, когда мы направились в кают-кампанию.
Билли остался на палубе, и, размахивая револьвером, отдавал слова команды.
Увидев белую каютную дверь с медной ручкой, я с яростью рванул ее и она распахнулась. В верхнем отверстии лесенки в это время показалось лицо Вильтона, и я бросился в каюту.
Сангетт, не подозревавший о том, что произошло на яхте, сидел за столом и спокойно курил. Увидев меня, он вскочил, испустив крик ужаса и ярости.
Такими же блестящими глазами, но полными радостного изумления, смотрела на меня и Марчиа, лежавшая на другом конце дивана в позе затравленного зверька, доведенного до полного отчаяния.
Увидев меня, она тотчас встала и протянула ко мне руки, а лицо ее осветилось невыразимым счастьем.
Сангетт в это время пришел в себя.
Бросившись к столу, он схватил бутылку с бренди за горлышко и бросил ее в меня. Я успел отстранить ее, и на нас обоих пролился спирт, посыпались осколки стекла…
В следующее мгновенье мы оба, отскочив от стола, в дикой схватке ринулись друг на друга, и всем своим весом грохнулись в противоположную стенку каюты.
Сангетт был сильный мужчина, почти такого же сложения, как и я, и боролся он с яростью животного, охваченного диким страхом. Но его сила в сравнении с моей была ничтожна, так как я был доведен до бешенства!
Он схватил меня за горло, но я изловчился и ударил его кулаком по лицу. Я почувствовал, как под моими пальцами хрустнули кости, и Сангетт, издав придушенный крик, ослабил свою руку и разжал пальцы, освобождая мое горло…
Собрав последние силы, я швырнул его во весь рост на пол каюты.
Марчиа в это время издала протяжный стон.
Я оглянулся и яростно крикнул:
— Хотите, чтобы я убил этого негодяя?
— Нет, нет, ненужно его убивать, — мягко промолвила она, — он нам уже не страшен!
Марчиа тихо приблизилась ко мне.
Ее прекрасное лицо было бледно, как смерть, то глаза ясны и спокойны. Она протянула мне дрожащие руки и, несмотря на то, что я был весь залит кровью, Марчиа обняла меня и приблизила свои губы к моим.
Вне себя от счастья, я прижал ее к сердцу, забившемуся горячо и порывисто…
24
Внезапный шум приближающихся шагов и треск ударов, доносившихся снаружи, положил конец нашему объятию.
Бросившись к дверям, я столкнулся с Вильстоном, отбивавшимся от двух матросов корабельным ключом.
Пораженные моим ужасным видом, матросы испуганно бросились бежать. Когда он исчезли в конце коридора, с палубы до меня донесся призыв Билли.
— Пойдем, Марчиа! — сказал я.
Она протянула мне свои нежные пальчики, как вдруг Сангетт очнулся, с трудом оперся на локти и хриплым голосом пробормотал:
— Будьте вы оба прокляты! — и с диким стоном снова упал на пол.