— Лоренцо Смайт, — скромно раскланялся я. — Лицедей и подражатель, член Агнец-клуба.
Кстати, когда я в последний раз платил членские взносы?
— Замечательно. Джок, хоть улыбнись для разнообразия! Ну как, Лоренцо, сохраните вы наше дело в секрете?
— Буду нем, как могила. Слово джентльмена джентльмену.
— Независимо от того, возьмётесь ли?
— Независимо. Я своё слово держу; цел будет ваш секрет. Вот разве что меня допросят с пристрастием.
— Лоренцо, я прекрасно знаю, что делает с человеком неодексокаин. Невозможного мы с вас не спросим.
— Дэк, — торопливо встрял Дюбуа, — погоди. Надо хотя бы…
— Заткнись, Джок. Не люблю галдёжа над ухом. Так вот, Лоренцо, для вас есть работа — как раз по части перевоплощений. И перевоплощение должно быть такое, чтоб никто — ни одна живая душа не смогла подкопаться. Вы это сможете?
Я сдвинул брови:
— Не понял — смогу или захочу? Вам, собственно, для чего?
— В курс дела введём вас позже. В двух словах — нам нужен дублёр для одного весьма популярного человека. Загвоздка в том, что надо обмануть даже тех, кто его знает близко. А это немного сложнее, чем принимать парад с трибуны или вручать медали скаутам.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Тут должен быть настоящий мастер, Лоренцо.
— Нет, — тотчас ответил я.
— Вот тебе раз… Вы же ещё ничего толком не знаете! Если вас мучает совесть, так могу вас успокоить: тому, кого вы сыграете, вреда от этого никакого. И ничьих законных интересов не ущемляет. Мы вынуждены его подменять.
— Нет.
— Но, почему, чёрт возьми?! Вы даже не представляете, сколько мы можем вам заплатить!
— Не в деньгах дело, — твёрдо отвечал я. — Я актёр. А не дублёр.
— Ничего не понимаю! Туча актёров кормится тем, что копирует знаменитостей!
— Ну, это — шлюхи, а не актёры. Я так не хочу. Кто уважает людей, пишущих за других книги? Или художников, позволяющих другому подписаться под своей работой ради денег? В вас нет творческой жилки. Чтобы было понятней, вот вам такой пример: стали бы вы — из-за денег — принимать управление кораблём, пока кто-то другой гуляет в вашей форме по палубе и, ни бельмеса в вашем деле не смысля, называется пилотом экстра-класса? Стали бы?
— А за сколько? — фыркнул Дюбуа.
Бродбент метнул в него молнию из-под бровей.
— Да, похоже, я вас понимаю.
— Для артиста, сэр, первым делом — признание. А деньги — так… Подручный материал.
— Уф-ф! Ладно. Ради денег вы за это браться не хотите. Что касается признания… Если, скажем, вы убедитесь, что никто кроме вас тут не справится?
— Может быть. Хотя трудновато вообразить подобные обстоятельства.
— Зачем воображать. Мы сами всё объясним.
Дюбуа взвился с дивана:
— Погоди, Дэк! Ты что, хочешь…
— Сиди, Джок! Он должен знать.
— Не сейчас и не здесь! И ты никакого права не имеешь подставлять всех из-за него! Ты ещё не знаешь, что он за птица.
— Ну, это — допустимый риск.
Бродбент повернулся ко мне. Дюбуа сцапал его за плечо и развернул обратно:
— К чертям твой допустимый риск! Дэк, мы с тобой давно работаем в паре, но если сейчас ты раскроешь пасть… Кто-то из нас уж точно больше её никогда не раскроет!
Казалось, Бродбент удивлён. Глядя на Дюбуа сверху вниз, он невесело усмехнулся:
— Джок, старина, ты уже настолько подрос?
Дюбуа свирепо уставился на него. Уступать он не хотел. Бродбент был выше его на голову и кило на двадцать тяжелей. Я поймал себя на том, что Дюбуа мне, пожалуй, симпатичен. Меня всегда трогала дерзкая отвага котёнка, бойцовский дух бентамского петушка, или отчаянная решимость «маленького человека», восклицающего: умираю, но не сдаюсь! И так как Бродбент, похоже, не собирался его убивать, я решил, что Джоком сейчас подотрут пол.
Вмешиваться я однако не собирался. Всякий волен быть битым, когда и как пожелает.
Напряжение, между тем, нарастало. Вдруг Бродбент расхохотался и хлопнул Дюбуа по плечу:
— Молоток!
Затем повернулся ко мне и спокойно сказал:
— Извините, мы вас оставим ненадолго. Нам бы тут… кое о чём переговорить.
Номер, как и все подобные номера, был оборудован «тихим уголком» с видео и «автографом». Бродбент взял Дюбуа под локоть и отвёл туда. Между ними сразу же завязалась оживлённая беседа.
В дешёвых гостиницах такие «уголки» не всегда полностью глушат звук. Однако «Эйзенхауэр» — отель-люкс, и оборудование, конечно, имел соответствующее. Я мог видеть, как шевелятся их губы, но при этом не слышал ни звука.