ГЛАВА 27
ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
Я решил сам лично поехать в эту районную больницу, номер которой назвал мне захлебывающий в истеричной злобе голос Саньки в телефонной трубке. Владимир, мой шофер и телохранитель, нашел эту больницу довольно быстро. В этом районе я бывал довольно редко, и серое кирпичное здание было мне незнакомо. В вестибюле я спросил попавшуюся мне навстречу пожилую нянечку, где находится приемный бокс - именно так сказал Санька, называя помещение, где над ним работали врачи - и, следуя указанием, быстро нашел нужную дверь, возле которой, как верные псы, сидели смутно знакомые мне трое парней из свиты Александра - такие же мерзавцы на вид, как и мой приемный сын. Парни вскочили, увидев меня, стали что-то объяснять, но, не слушая их, я вошел в дверь. Саньку я увидел сразу: сидел мой приемыш посреди комнаты весь залитый кровью с головы до ног и, оттопырив слюнявую нижнюю губу, беспрерывно икал, не обращая внимание на врача, который, видимо, уже заканчивал зашивать ему разрезанный лоб: багровая жирная черта с поперечными стежками была заметна издали. При виде меня остаточный разум проснулся в его пропитых и обкуренных мозгах, глаза зажглись, он встрепенулся, отодвинул мешавшего обзору врача, едва не порвавшего нитку на последнем стежке, и попытался встать, что-то восклицая радостное. У меня же при виде скотства, в которое впал этот молокосос, вновь вспыхнула дикая злоба, обычно успешно подавляемая. Как и сейчас, впрочем. Врач, все же, завершил этот последний стежок, а Санька не пытался больше встать, пока я ему это не позволил. После чего приказал его шакалам отвести сынка в мою машину, а сам ненадолго задержался, улаживая инцидент. Пришлось поговорить с главврачом, который, едва уяснив, кто перед ним, сразу обещал проследить, чтобы не осталось никаких записей. Я же в свою очередь обещал не забыть его услуги. Главврач сообщил мне, что Саньку бригада скорой помощи привезла из ресторана "Стенька Разин", где все и произошло. Я ещё раз пообещал не забыть его услуги, после чего и удалился. Санька стоял возле машины с теми тремя и, размахивая длинными руками, что-то им внушал, видимо, выблевывал угрозы Алишеру. Об этом не хотелось думать прежде, чем все подробности не станут известны в полной мере. Но даже те обрывки информации, которые уловил из разговора с Санькой по телефону и из торопливых объяснений присутствующих здесь шакалов, говорили, что мой приемыш наконец-то вляпался в дерьмо, из которого вряд ли выберется. Я подумал только, что этот полусгнивший, пьяный ублюдок, который уже лет десять записан моим приемным сыном, ещё и является помошником депутата, числится в аппарате городского правительства. Не без моей помощи, конечно. Но это уже проблемы тех, кто позволяет такой вот власти управлять собой. Лично я предпочитаю управлять сам. Махнув рукой, я отогнал от машины пацанов. Санька неуклюже стал влезать внутрь машины. Я сел рядом с Володей и приказал ехать в ресторан "Стенька Разин". Был ещё ранний вечер, шестой час. Санька сзади копался в баре, слышны были звон стекла и бульканье. От омерзения и злобы у меня пустело в животе. Я попросил Володю поднять стекло, отделяющее салон от водителя; я боялся сорваться, слыша отголоски животной возни за спиной. В ресторане я прошел в кабинет генерального директора, и там мои худшие предположения подтвердились: Санька подрался с самим Алишером и, если бы не правило обязательной сдачи оружия при входе, правило введенное лично мною (потому как ресторан тоже принадлежит лично мне), в зале началась бы стрельба. Правило безопасности не распространялось на холодное оружие, и Алишер воспользовался своей складной бритвой. По словам гендиректора причина относительно легкого ранения Саньки крылась в лютой ярости Алишера. Она то и помешала нанести более точный удар. Не знаю, может такой конец был бы самым лучшим. Дерущихся растащили. Бойцы обменялись угрозами и обещаниями расплатиться сполна, причем, только слова Алишера можно было принимать всерьез; Санька самостоятельно мог совершить только глупость. Алишера попросили удалиться, а Санька позвонил мне. Вот так. Я вернулся в машину и приказал ехать домой. Дома я молча прошел в кабинет. Санька плелся следом. В кабинете я подошел к своему полированному письменному столу, столешница которого, разделенная на три части, обтянута салатным сукном. Оставалось узнать ещё одно: причину конфликта. И когда я узнал эту причину, то окончательно вышел из себя. Я ударил Саньку по лицу, не в лоб, конечно, как хотелось. Он отлетел к стене, упал, нелепо дрыгая длинными ногами, стараясь обрести опору. Я обошел стол и сел на свое любимое кресло с высокой резной спинкой и стал думать, что делать дальше. Санька, наконец, поднялся. Из носа его текла кровь. Вид его был мне отвратителен. Я бросил ему пачку бумажных салфеток, оказавшихся в ящике стола и стал обдумывать факты. Позже я заставил его все повторить, и Санька, всхлипывая и подтирая никак не желающую останавливаться кровь, повторил мне все ещё раз. Итак, месяца два назад, мой приемный сынок, которому с детства нельзя было отказать в подлой предприимчивости, задумал ограбить не кого-либо, а самого Алишера, местного кавказского авторитета, некоторое время назад обосновавшегося у нас в городе и подмявшем под себя местных сутенеров и наркодельцов. То есть заполнил нишу, ранее пустовавшую. Алишер мне лично не мешал, от него была даже польза. Организовав всю городскую шваль, он навел относительный порядок в криминальном беспределе: меньше стало случайных убийств, грабежей, воровства. В общем, Алишер стал служить санитаром. Тебе, Александр, может показаться циничным, что я так спокойно говорю об этом, но дело в том, что я просто иду в ногу со временем. Старый мир рухнул в одночасье, все этические нормы обратились в хлам, народ - в толпу, которой научились управлять немногие избранные. Можно, конечно, цепляясь за старые догмы, медленно тонуть со всеми, но я предпочитаю активное плавание на поверхности жизни. Мой приемный сынок некоторое время назад приглядел в банке, который курировал от правительства города, премиленькую девицу и стал её натурально домогаться. Пообещал сделать в будущем женой депутата со всеми вытекающими благами. Ибо ему, Саньку, светило в недалеком будущем стать депутатом сначало городской думы, а там, глядишь, и республиканской. Она и расстаяла. А тут выяснилось, что эта дева - протеже Алишера и может иметь доступ к банковским счетам благодетеля. В протухшей голове Санки возник блестящий план перевести все деньги с Алишеровских счетов на свои, потом на счета фирмы-однодневки, зарегистрированной по случайному паспорту - и окончательно замести следы. Я спросил, понимает ли он, что своими действиями подписал смертный приговор себе и этой девице, как её там? Лена? Санька тупо лупал глазами и отказывался понимать серьезность ситуации. На вопрос, где эта Лена сейчас, он хитро ухмыльнулся и заявил, что прячет её в доме. Я потребовал привести её. И он привел. Вот тут-то ждало меня первое потрясение. Честно говоря, я уже было решил, как выйти из этого затруднительного положения, в которое привело нас всех тупая алчность Саньки: я решил сдать Алишеру эту Лену, убедив его, что она главная виновница всего. По большому счету так и есть, потому что все зло - от женщин. Но это так, реплика в сторону. Но если серьезно, не мог же я ради незнакомой молодой дуры ставить под угрозу свое сущестование и существование всего своего бизнеса? Однако, когда Лена вошла, все благие мысли улетучились: я обомлел. Нет, она не была похожа на мою покойную мать, но отдельные черты, манера говорить, жесты - все заставляло меня вспоминать ту, которая до сих пор осталась для меня идеалом женственности. Мать была для меня существом внеземным. Она не только дала мне жизнь, она сделала меня тем, кем я стал. Она вдохнула в меня идеалы, энергию, желание бороться, если потребуется то и со всем миром, но только не дать согнуть себя. А тут Лена. При виде её планы мои резко переменились. Сдать теперь Лену Алишеру означало совершить маленькое предательство перед своей матерью. Словно бы это она, в юности, попала в переделку, и кто-то, подобный мне, решал жертвовать ею ради собственного благополучия. Нет, первый шаг к предательству по сути является и последним, ибо неизбежно влечет за собой все новые и новые компромисы, ведущие - как и благие намерения - прямиком в ад. Лена сообщила мне телефон Алишера. Я позвонил и договорился о личной встрече. Обговорили условия: не больше пяти человек охраны с каждой стороны, не больше двух машин. Встретиться было решено завтра в семь утра за городом, в старой каменоломни, в самом центре карьера, возле пруда, естесттвенным образом возникшего уже после окончания всех работ. Я отпустил Лену и Саньку и позвонил начальнику собственной службы безопасности. Уже через полчаса охрана дома и сада увеличили в три раза. Потом, уже ближе к ночи, приехал мерседесовский автофургон с толпой техников и установили везде телекамеры. Изображения передавались на мониторы в центр слежения, который оборудовали во флигеле, пристроенном в свое время для красоты, но до сих пор пустовавшем. Собаки, телекамеры, утроенные автоматчики под каждым кустом - я надеялся, что дом обезопасен от внезапного нападения. А в семь утра я и пятеро моих людей из охраны были уже на месте. С точки зрения безопасности, место было выбрано неплохо. Огромный карьер террасками спускался вниз на глубину не менее чем сто метров, откуда несколько десятилетий выгрызали белый песчанник. Сейчас из-за отсутсвия финансов работы не велись, все было пусто кругом. Две грунтовые дороги с противоположных концов кратера спускались вниз, подъезды просматривались, так что внезапное нападение исключалось. Наши джипы с одной стороны, а машины Алишера с другой неторопливо спустились вниз, приблизились, все вышли и торг начался. Мы с Алишером прохаживались между двух настороженных людских стенок, которые образовали наши телохранители. Все было несколько театрально, и могло бы показаться смешным, если бы за всем этим не стоял явственный трупный запашок. Очень скоро я убедился, что коса нашла на камень. Алишер воспринял происшедшее слишком серьезно. Кавказская кровь взыграла, помутив разум. Нет, я понимал его, уступив кому-то в одном, другой уважать тебя уже не будет - истина старая. Мое предложение компенсировать украденное с процентами и на том дело закрыть не прошло. По ходу дела выяснилось, что Санька, так и не осознав последствия совершенного, ещё и воспринял его с наименее согласующейся со здравым смыслом стороны - с юмористической. Потому стразу позвонил Алишеру и с шутливыми коментариями поздравил горца с потерей банковских накоплений. Большей тупости и представить было нельзя. Хочу сказать, что мое отношение к приемному сыну всегда окрашивалось помятью о его отце и моем бывшем друг и союзнике. Он был майор, когда мы уволились из органов, я полковник, он предпочел заняться рискованными операциями, был осмотрительнее. Через некоторое время его вместе с женой убрали конкуренты и остался сиротой их десятилетний сын Алексадр.. Я чувствовал, что такой исход настигнет Виктора, что все может закончиться именно таким, трагическим образом, но не особенно настаивал со своими предупреждениями. Я тешился превосходством своего ума, а когда все произошло, испытал угрузения совести. Отсюда и это усыновление, тоже оказавшееся ошибкой. За свою жизнь я был женат один раз и неудачно. Детей не имел и, главное, никогда и не хотел. Так что с появлением Саньки думал просто о долге перед покойным другом, не более. Конечно, надо было больше уделять внимание воспитанию маленького Саньки, но казалось, само усыновление было актом искупающим все, а когда ребенок превратился в путсого, безвольного сластолюбца, что либо менять было уже поздно. Школу он закончил, учиться дальше отказывался, втайне от меня занялся всяческой мелкой и не совсем мелкой уголовщиной. Вроде группового изначилования бедной девочки, практикантки из городской больницы. Тогда я окончательно поставил на нем крест, и лишь старый долг перед его отцом, до конца не искупленный, заставил меня замять то дело. Впрочем, я пристрастен, прямое указание Санька выполнял сносно, значение денег понимал прекрасно, и когда пристроил его в городскую мэрию своим представителем, со своими обязанностями стал справляться на удивление толково. До кражи Алишеровых денег. С какой стороны не посмотри, история выглядила плохо, назревала война, которая должна была если не разорить обе стороны - до этого врядли бы дошло - но уже о доходах заставила временно забыть. Я только кажусь со стороны медлительным и осторожным. Кодгда ситуация вынуждает, мой мозг работает быстро и четко. Мгновено взвесив все "за" и "против", я пришел к выводу, что Саньке придется умереть. Потом я, разумеется, как-нибудь справлюсь с Алишером и его кавказской бандой, но сейчас единственным правильным выходом было сдать Саньку этим недалеким, но очень энергичным детям гор. Я пообещал Алишеру в ближайшие дни - максимум неделя - найти его деньги и вернуть. Так же дал понять, что не буду в претензии, если где-нибудь, на днях или позже, обнаружиться тело моего приемного сына. Моя уступчивость удивила Алишера, но, видимо, зная от других о незыбленности данного мною слова, успокоился. Теперь, Александр, вы должны понять, как я серьезно отношусь к жизни и своему делу. Все что угодно, но дело мое не должно страдать ни при каких обстоятельствах. Потому что мой бизнес - это я,это моя мать, память о ней, дух её, её мысли когда-то вложенные в меня. Санька заслужил свое, и можно было на этом поставить точку. Когда я вернулся домой из этого карьера, я прошел к себе в кабинет, сел в свое резное, средневековое кресло и стал думать, сводить воедино все наметки плана, отрывочно рождающегося у меня в голове. Я перезвонил в Ростов, чтобы уточнить, когда прибудет заказанный мною ещё ночью чистильщик. Я узнал, что это будет Жора Меченый, слышал и отзывы о его превосходной работе, но самому прибегать к его услугам не приходилось. Общее мнение знакомых, уже сталкивающихся с его практикой, выражалось одним словом - виртуоз. Мне подтвердили, что Меченый будет в Анапе уже сегодня и сразу приступит к работе. Понимаете, Александр, моя уступчивость Алишеру говорила лишь об одном: первый рауд за ним не более. Но сам конфликт, как бы мирно не закончился сейчас, означал неизбежную войну в дальнейшем. Не имело смысла залечивать нарыв, надо было применть хирургическое вмешательство. Но, конечно, очень легкое. И тут, совершено неожиданно, план мой коренным образом изменился. Виной этому оказалась Лена, вновь оказавшаяся в центре событий. Александр, я вновь хочу возвратиться к теме сходства разных людей, сходства не только внешнего, но и внутреннего. Эта Лена, относящаяся к тому же типу людей, что и моя покойная мать, должна была иметь не только красивую внешность, но и ум, может пока не развитый. Очень скоро я в этом убедился. Лена пришла, чтобы сообщить мне о вас, Александр. И ведь она ещё не знала о том, что я решил передать Саньку в руки Алишера. Лена сама пришла к такому предположению. И явилась ко мне. Смысл её сбивчивых объяснений дошел до меня не сразу, но когда я все понял, беспокойство и неуверенность, гнездившиеся ещё где-то в глубинах моей души, сразу ушли. Лена предложила заменить Саньку чужим, очень похожим на него человеком, которого она не так давно приметила в Москве. Пару лет назад, на пляже, она познакомилась с москвичкой своего возраста. Они обменялись адресами и, бывая в столице, Лена заходила её навестить, иногда останавливаясь у нее. Соседом этой девушки оказался парень похожий на Саньку чрезвычайно. Я, все-таки, не очень поверил её экзальтации по поводу внешего их сходства, но если бы это было так, все сильно упрощалось. У меня в тот момент не возникало и тени сомнений, ни малейшего предчувствия, которое в дальнейшем, после вашего, Александр, появления здесь, неожиданно возникли и укрепились. Это было предчувствие того, что случится потом вопреки всем моим расчетам бесконечная гонка смертей. А ведь планировалась только одна смерть - ваша. В крайнем случае (и для этого вызывался чистильщик Меченый) могли быть один-два из моего окружения, к этому времени уже работавших на Алишера. Прекрасное существо, сидевшее напротив меня, невинным голоском предлагала заменить своего жениха (она все ещё верила обещаниям его на счет женитьбы) на другого. Она тоже по своему боролась за свое будущее, и я это оценил. Я объяснил ей, что жду от нее, и она согласилась слетать в Москву на день и вернуться в фотографией своего знакомого. То есть, вас, Александра. Мне надо было быть уверенным в вашем сходстве. Лена же была не только уверена в этом, но также и в том, что легко заставит вас, бросив все дела, приехать в Анапу. На мой недоверчивый вопрос она улыбнулась и так горделиво, немного презрительно вскинула головку, что мне больше не требовалось доказательств. Она не забыла и о ране на лбу у своего, так сказать, жениха. Для полного сходства такую же рану следовало нанести вам, Александр. Честно говоря, я был очарован тем решительным хладнокровием, с каким она боролась за свое будущее. А порезать вас вызвался Санька, который был в курсе её плана. Дело было как как для него. Я позвонил в аэропорт и заказал билеты на самолет в Москву и обратно. Все складывалось как нельзя более удачно: самолет в Москву вылетал в одиннадцать тридцать пять, времени оставалось достаточно, чтобы успеть в аэропорт. Я вызвал Володю и дал ему задание отвести Лену в аэропорт, помочь получить билеты и посадить в самолет. Вот так все и началось. А к полудню прибыл Жора Меченый, как он сам же и назвался. Видимо, намекая на свое родимое пятно - толстое и поросшее каким-то мягким пухом, - он тем самым пресекал возможные насмешки, показывая, что своей отметиной вполне сжился. Парень оказался деловой, вьедливый. Я просидел с ним несколько часов, отвечая на его дотошные вопросы; как всякий хороший профессионал, он знал, что выполнение любого дела зависит о деталей. Задумка с двойниками понравилась и ему. Мы решили, что после нападения на вас, Александр, вы либо вызовите "скорую помощь", либо отправитесь в ближайший травпункт. Существовало большое пространство для импровизации, но Жора тут же позвонил на станцию "скорой помощи", попал на диспетчера и уточнил, куда могут с железнодорожного вокзала отвезти пострадавшего от нападения хулиганов приезжего. Диспетчер, решив, что мы разыскиваем кого-то конкретного, посоветовал позвонить в центральную городскую больницу. Итак, мы решили, что лучше всего будет покончить с Лжесанькой в больнице. Скорее всего вас должны были оставить на ночь - зная Саньку и необъяснимые припадки иррациональной жестокости, я был уверен, что он не ограничится одним порезом. А на ночь глядя приезжего дикаря не отпустят. Что еще? Да, утром, ночным рейсом, вернулась Лена, уставшая от своего марафона, но крайне довольная. Мне, скажу прямо, было приятно видеть, как этот ребенок конечно, ещё ребенок - включился в игру, с интересом и увлечением пытаясь оправдать оказанное ему доверие; да, да, Лена продолжала активно делать карьеру. Утром я выслушал доклад своего телохранителя Володи о положении с охраной. Все просматривалось, внезапное нападение, хоть и не исключалось, но эффективностью похвастаться не могло бы. Сектора обстрела наших охранников пересекались, телекамеры фиксировали все подступы, так что можно было быть спокойным. После завтрака я вызвал Жору Меченого, Лену и Саньку. Прежде всего ещё раз осмотрели снимки, привезенные Леной из Москвы. Ваши снимки, Александр. Поездка Лены в Москву, действительно, оправдалась. После перешли к иным вопросам. Прежде всего решили, что Лена вечером позвонит в Москву и пригласит вас в Анапу. Но сейчас ей следовало позвонить Алишеру и убедить его в собственной невиновности. Примерный текст разговора написал я, дал Лене ознакомиться и указал на телефон. На напряженного и перевязанного Саньку, которому не понравилась последняя идея, не обращал внимания. Лена - и это меня порадовало - тоже не особенно всматривалась в Санькины капризы. Девочка и на этот раз справилась блестяще. Вначале мы даже могли слышать из трубки громкие угрозы физиологического характера, но по мере того, как он успокаивался, предложение Лены его все более заинтересовывало. Еще бы, ведь дело касалось моего архива. Лена, сюсюкая, словно ребенок, просила его успокоиться (Ну Алишерчик, ну миленький!), а затем сказала, что узнала, где Ворон (то есть, я) хранит свой архив - в кабинете, в сейфе, - и что слово шифра замка состоит из восьми букв, и что есть надежда добыть этот архив. О моем архиве ходят легенды, и ценность его всем хорошо известна. Мысль, что можно иметь в доме Ворона своего человека, может быть, ещё и заполучить архив, Алишера окрылила. После паузы, в течение которой нам казалось, что мы видим, как меняется его лицо: от злобного к довольному, он стал распрашивать Лену подробнее. Та вновь повторила, что Санька похитил её, держит силой в доме, угрозами и побоями заставил её сообщить коды и номера счетов в банке. Она случайно достала телефон и звонит из туалета. Что с ней будет теперь - неизвестно, она боится и расчитывает на его помощь. Пока же находится здесь, она хочет быть ему полезной хотя бы в поисках шифра к сейфу. Алишер спросил, как обстоит дело с охраной дома (я и здесь порадовался собственной оперативности), Лена затараторила в трубку, как здесь много вооруженных людей, просто ужас, просто армия. Сообщила, что Саньки нет, Санька уехал, но завтра или послезавтра, кажется, возвращается. Если узнает что нового, она сразу позвонит - ужас как она этого Саньку ненавидит. Санька криво ухмыльнулся её словам, а Лена уже закончила разговор и раскрасневшаяся, очень довольная посмотрела на меня. Я кивнул, тоже довольный её работой. Вечером она позвонила вам, Александр. Разговор был коротким, мне показалось, слишком коротким, но Лена вновь выглядела довольной и уверенной, и я решил ей верить, пока не получу доказательства обратного. Лена сказала, что уже завтра москвс