Я не знал, как быть. Старик и старуха, действительно, показались мне очень странными.
— Вы очень любезны, — пробормотал я нерешительно, — но…
— Заходите, заходите. — перебил меня старик. — Закройте дверь, Эн.
Не успел я опомниться, как уже стоял в коридоре, а старуха, что-то бормоча себе под нос, захлопнула за мной дверь. С тревожным чувством на душе, что попал в ловушку, я последовал за стариком в комнату и, усевшись на предложенный мне стул, начал отогревать у камина озябшие руки.
— Скоро подадут обед, — сказал старик, пристально всматриваясь в меня. — Но извините меня… на минутку…
Я кивнул головой, и он вышел из комнаты. Через минуту до меня донёсся какой-то разговор. Сперва голос старика, потом старухи, затем, как мне показалось, ещё чей-то голос. Но не успел я как следует осмотреться, как старик вернулся и взглянул на меня тем же странным взглядом, какой я подметил у него раньше.
— Мы будем обедать втроём, — сказал он, обращаясь ко мне. — Мы с вами, и ещё мой сын.
Я опять кивнул головой, подумав про себя: «Не дай бог, если и у сына такой взгляд…»
— Я думаю, вы ничего не будете иметь против того, что мы будем обедать в темноте? — каким-то странным голосом сказал старик.
— Пожалуйста, — отвечал я, стараясь, насколько возможно, скрыть своё удивление, — но мне кажется, что я помешал вам. Если позволите…
Но он не дал мне договорить и замахал своими длинными, худыми руками.
— Нет, раз вы уже к нам попали, то вы так не отделаетесь, — сказал он с сухим смехом. — У нас редко кто бывает, и мы не позволим вам уйти. У моего сына — больные глаза. Он не выносит света. Ах, это вы, Эн?
В комнату вошла старуха и, как-то странно взглянув на меня, начала накрывать на стол, в то время как старик, усевшись с другой стороны камина, молча смотрел в огонь. Накрыв стол, старуха принесла на блюде какую-то птицу, уже нарезанную кусками, и, подставив три стула к столу, вышла из комнаты. Старик, казалось, одну минуту колебался; затем, встав со стула, поставил высокую ширму перед камином и медленно, как бы нехотя, погасил свечи.
— Праздник слепца, — сказал он с неловкой потугой на шутку.
Кто-то вошёл в комнату медленными, неверными шагами, прошёл к столу, уселся на стул, и затем какой-то удивительно странный голос нарушил молчание, становившееся невыносимым.
— Кажется, очень холодная ночь? — донеслось до меня.
Я ответил утвердительно и, не считаясь с такой крайне необычной обстановкой, принялся за еду, так как был страшно голоден. В темноте было очень неудобно есть, и, судя по звукам, исходившим от моих невидимых компаньонов, я приходил к заключению, что они тоже не привыкли обедать в такой обстановке.
— Вы, как видно, чужой человек в этой местности? — опять услышал я вопрос, произнесённый всё тем же странным голосом.
Снова я ответил утвердительно, добавив, что мне ещё повезло, поскольку я случайно попал на такой прекрасный обед.
— Вот именно «случайно», — как-то глухо отозвался голос. — А ты, отец, видно, совсем забыл о вине?
— Ах, да, — сказал старик, вставая из-за стола. — Ведь я к этому дню припас две бутылки «Знаменитого».
Он осторожно прошёл к двери и, закрыв её за собой, оставил меня одного с невидимым соседом. Было что-то настолько странное во всём этом, что во мне зашевелилось чувство страха.
Мне показалось, что старик ходил слишком долго. Я слышал, как сын, сидевший напротив, положил свою вилку, и мне вдруг представилось, что я вижу в темноте пару дико горящих, как у кошки, глаз, впивавшихся в меня.
С чувством всё нараставшего ужаса я вдруг вскочил, резко отодвинув стул. Стул зацепился за ковёр, и, когда я хотел отцепить его, стоявшая у камина ширма с грохотом упала на пол. При дрожащем пламени камина, внезапно осветившем комнату, я увидел лицо сидевшего напротив человека. Стул выскользнул у меня из рук, и я, затаив дыхание, глядел на него, крепко сжав кулаки. Человек или зверь — кто это? Пламя вдруг вспыхнуло и погасло, и при красном отражении света лицо сидевшего передо мной создания казалось ещё более дьявольским, чем раньше.
Несколько минут смотрел я на него в ужасе, не отрывая глаз. Затем отварилась дверь, и в комнату вошёл старик. Он отшатнулся назад, увидев свет в комнате, потом подошёл к столу и машинально поставил на него пару бутылок.
— Извините меня, — сказал я, набравшись духу с его приходом, — я случайно задел и повалил ширму. Разрешите мне поставить её на место?
— Теперь уже не надо, — мягко сказал старик. — Мы уже достаточно посидели в темноте. Сейчас у нас будет свет.
Он чиркнул спичкой и зажёг свечи. И тут я увидел, что у человека, сидевшего напротив, вместо лица была какая-то зияющая дыра, страшная волчья морда, в которой ещё блестел один непотухший глаз — всё, что осталось от человеческого лица. Слабая догадка мелькнула у меня в голове…