Не успел Джон скрыться за дверью, как Мортимер возмущенно спросил Нэнси:
— Он чем это он говорил? Видно сразу, что он тебя совершенно не любит. И никогда не любил. Зато я люблю безмерно. Тебе нечего с ним делать. Ты — моя, — и он покрыл ее лицом поцелуями. — С ним у тебя кончено.
Потом он понял весь зловещий смысл своих слов и прошептал:
— Нет, ты не поняла меня. Я вовсе не это имел виду.
Потом отстранил ее от себя.
— Ты думаешь, он нас видел на лужайке? — она не ответила, потому что шаги все еще не затихли.
— Теперь понял! — разволновался он внезапно. — Для него этот дом — благословенное место! Именно так. Хотя он его не любит.
По комнате простонал ветер, зашелестев бумагой, раздался какой-то стук, и миссис Бэрли невольно вздрогнула. Потом ей бросилась в глаза веревка, свисающая со стремянки обойщиков, и холодок пробежал по спине.
— Он сегодня какой-то странный, — сказала она, снова прижимаясь к Мортимеру. — Беспокойный и удрученный. И потом, эти его слова… что при известных обстоятельствах ему понятно, почему люди совершают это. Раньше он не сказал бы ничего подобного, — она пристально посмотрела ему в глаза. — Он это неспроста.
— Чепуха! Он томится от скуки, вот и все. Да и этот домина не может не действовать на нервы, — он нежно поцеловал ее. Потом, заметив, что она ответила на поцелуй, еще крепче прижал ее к себе и стал нашептывать на ухо что-то любовно-неразборчивое. Она расслышала только: «Нам нечего бояться». Шаги, между тем, стали приближаться. Она оттолкнула Мортимера.
— Веди себя прилично, Гарри! Слышишь? Я настаиваю! — Правда, она тут же снова кинулась в его объятия, но лишь затем, чтобы уже через секунду вырваться и отойти от него подальше. — Я тебя ненавижу, Гарри! — лицо ее действительно было искажено ненавистью. — И себя тоже. Почему ты со мной обращаешься, как…
Она замолчала, потому что звук шагов доносился уже почти из-за двери, быстро поправила прическу и встала у открытого окна.
— Кажется, теперь до меня доходит. Ты со мною всего-навсего играешь, — сказал Мортимер обиженно. — На самом деле ты любишь только его, — ревность в его голосе была скорее обидой капризного мальчишки.
Она даже не повернулась.
— Он всегда был честен, благороден и щедр со мной. Ни в чем не упрекал. Дай мне сигарету и не разыгрывай из себя киногероя. Разве ты не видишь, у меня нервы на пределе? — голос ее вибрировал, а когда он дал ей прикурить, заметно было, что и руки у нее дрожат. У него, правда, тоже.
Он все еще держал зажженную спичку, когда дверь распахнулась, и вошел Джон Бэрли. Он сразу подошел к лампе и прикрутил фитиль.
— Она коптит, разве вы не видели? — спросил он.
— Извините, сэр, — Мортимер бросился ему на помощь. — Это все от сквозняка, когда вы открыли дверь.
— Бросьте! — Джон Бэрли поставил под себя стул и опустился на него. Лучше скажите, это сам дом располагает. Я обошел все комнаты этого этажа. Здесь получится прекрасный санаторий, и даже не придется почти ничего переделывать, — он скрипнул стулом, повернувшись к жене, которая тем временем уселась па подоконник. — В этих древних стенах будут возвращать людям жизнь. Хотя смерти здесь тоже избежать не удастся… — он разговаривал более сам с собой, нежели со своими спутниками.
— Постой! — перебила его миссис Бэрли. — Что это за шум? — она говорила о стуке, доносившемся из коридора или из соседней комнаты. Все быстро огляделись и вслушались, ожидая повторения, но его не последовало. И все же ветерок опять приподнял над столом салфетки, закоптили лампы.
— Ветер, — невозмутимо отметил Бэрли. — Наш друг южный ветер. Это опять он, только и всего.
Он говорил спокойно, но какая-то сила подняла всех на ноги.
— Пойду еще раз посмотрю, — сказал он. — Окна и двери в доме раскрыты, чтобы высыхала краска.
Сказав это, он не двинулся с места, наблюдая, как мечется вокруг лампы мотылек, иногда с разлету ударяясь о доски стола.
— Давайте лучше пойду я, сэр, — вызвался Мортимер. Ему захотелось воспользоваться возможностью удалиться, потому что впервые за все время он тоже почувствовал себя неуютно.
— Нет, пойду я, — вдруг сказала миссис Бэрли. — Мне нужно. Я не покидала этой комнаты с тех пор, как мы сюда приехали. И мне ни капельки не страшно.
Странно, но с минуту она не хотела двигаться с места, словно чего-то ждала. Мужчины промолчали. Ей нетрудно было заметить, как напрягся ее молодой любовник, уловив едва заметное изменение в настроении мужа. Он боялся, и за это его можно было презирать, но вместе с тем Нэнси ощутила, как ее тянет к Джону. Над нею словно что-то довлело, раздражая чувства. Они стояли и слушали шум ветра, ожидая, что стук повторится. Их было трое, и все же могло показаться, что в комнате присутствовали пятеро, потому что две мятежные, пораженные чувством вины души существовали как бы отдельно, независимо от их обладателей. В этот раз молчание снова нарушил Джон Бэрли: