— В лагере. — Бьорн изо всех сил старался не отставать. — Отец, но почему…
— Гудвинсон, английский король… Он ворвался в Йорк, пока мы ждали дань… — с трудом выдохнул Торкель.
— Он гонит меня, словно дичь по своим полям, — заговорил Харальд; он меньше запыхался, несмотря на почтенный возраст. — Но только я доберусь до копья и моих верных людей, он поймет, что такой олень ему не по зубам!
Голос короля грохотал, точно волны в прибрежном гроте. Он на ходу оглянулся; Торкель с Бьорном тоже посмотрели назад. В проходе воцарилась сумятица: одни викинги падали, другие спотыкались о тела и тоже летели наземь, а подоспевшие англичане добивали их длинными копьями.
— Отлично, — пророкотал Харальд Суровый, — это на время остановит врагов.
Он замедлил шаг. Мимо пробегали охваченные паникой воины.
— Торкель Гримсон, ты можешь принять командование и задержать англичан, пока я не переправлюсь? — Король махнул рукой на противоположный берег, где находилась большая часть армии. — Я приведу своих людей на подмогу.
— Конечно, мой повелитель.
— Хорошо. — Король смерил взглядом Бьорна. — Так это и есть Медвежонок, что первым ступил на английский берег?
— Бьорн, младший из моего рода, — кивнул Торкель.
— Не посрами отца, малыш, — прогремел Харальд и скрылся из виду.
Он направился к узкому мосту, сметая всех на своем пути.
Крики и стоны все приближались. Позади росла гора убитых и раненых, а выжившие — в основном английские всадники — прорывались вперед.
— Где же братья?
— Там.
Бьорн указывал путь, лавируя между викингами, смотревшими им вслед. Оружие и щиты у многих висели на спине без дела; лат у большинства не было: после легкой победы воины отослали доспехи на корабли, чтобы не таскать тяжесть под жарким сентябрьским солнцем.
В отличие от них Торольф был во всеоружии, когда отец с младшим братом достигли лагеря. Даже во сне он не снимал кольчугу, выкованную специально для завоевания Англии; на нее пошло все серебро, привезенное из прошлого набега. Они с Ингваром держали мощные копья наготове. У Эйрика в ногах лежал отцовский щит; в одной руке он сжимал Костолом, гигантскую секиру Торкеля, уперев ее древком в землю, в другой — массивный шлем со стальной пластиной для защиты носа.
Торкель принял шлем у старшего сына и опустил на голову, затем взмахнул топором, и его рык перекрыл даже шум сражения:
— Воины Харейда! Ко мне! Гримсон!
Костолом знали все, кто был родом с северного острова. Викинги устремились к своему предводителю. Держа топор высоко над головой, Торкель в окружении сыновей направился к реке.
— Около моста есть пригорок. Там мы и встанем.
Бьорн окинул взглядом долину. Английская конница рассеялась среди бегущих викингов, окровавленные копья вздымались, падали и вновь сверкали алым на солнце. Пальцы скользнули по тетиве — Бьорн приладил к ней стрелу, как только добрался до колчана. Теперь он лучник отца и не может подвести его. Но руки дрожали, будто силы покинули младшего из дома Торкеля. Может, тому виной тяжесть боевого топора, что висит в перевязи за спиной? Как и Торольф со своей кольчугой, Бьорн не расставался с ним ни на минуту. Ведь оружие пока не получило имени. Если он потеряет Клык, то как позовет его?
Отец в три прыжка взобрался на холм и выпрямился, потрясая Костоломом. Из восьмидесяти глоток вырвался боевой клич:
— Гримсон!
Воины Харейда разом сомкнули щиты — будто с лязгом задвинулся засов, отделяющий свет от тьмы. Викинги из других отрядов пробегали мимо них к переправе, где уже собралась толпа: только двое могли пройти зараз по узкому мосту. Все же мало-помалу беглецы перебирались на тот берег, где уже реяло знамя с изображением черного ворона. Опустошитель земель — королевский символ Харальда Сурового. Дружинники строились под его сенью.
Холм, с которого Бьорн совсем недавно озирал окрестности, заняли английские всадники. Один поднялся на вершину, остальные смотрели на него, явно чего-то ожидая. Вот предводитель подал знак, и четверо замешкавшихся противников подняли лошадей на дыбы, освобождая дорогу, — армия короля Гудвинсона хлынула в проход.
— Да пребудет со мною Христос, — пронесся шепот над рядами викингов, хотя иные взывали к северным богам, а кто-то и вовсе молчал.
Вражеское войско росло, как пчелиный рой вокруг улья.
Подойдя почти вплотную, передний фланг замер перед скандинавской дружиной, хотя новые силы все приливали к холму. Вечернее солнце сверкало на топорах, копьях и мечах. На всех английских воинах красовались кольчуги, но лишь горстка викингов во главе с Торольфом могла похвастаться тем же. И все же, когда бесчисленная рать прокричала «Гудвинсон!», ударив оружием в щиты, боевой клич дружины Харейда прогремел немногим тише: