Она отдает сумку служащей на проверку и снова открывает входную дверь. У меня больше нет времени быть неготовой.
Мой Альт покидает терминал. Она направляется прямо ко мне.
Прежде чем мое сердце снова начинает нормально биться, она резко останавливается и говорит что-то вслух сама себе, возможно, проверяет время. Вот у нее в руках оказывается телефон, говоря по нему, она разворачивается на пятках и идет по улице в другую сторону.
Я делаю глубокий вдох, готовя себя к боли, сильно до крови прикусываю язык. Полностью проснувшись, я ощущаю во рту вкус старых монеток и человеческой слабости. Больше никогда не хочу испытывать это чувство.
И вот я следую за ней.
Обе руки засунуты глубоко в карманы куртки. В левой - нож; в правой - пистолет, его дуло, обнадеживая, упирается мне в живот.
Она идет прямо еще четыре квартала, после поворота направо - еще три. Налево, и еще пять или шесть кварталов. С кем мой Альт разговаривает все это время? Но я оставляю вопросы, превращаю их в ничто. Для меня это не имеет значения, и хотя мысль, что кто-то услышит по телефону, как она умирает, ужасна, этого недостаточно, чтобы меня остановить.
Через минуту она прекращает разговаривать, и ее телефон исчезает из поля зрения, оставляя нас, по-настоящему наедине, в толпе. Нас окружают теснящиеся тела, надо быть осторожнее и не дать им нас разделить.
Мы прошли через Джетро на запад и теперь находимся в Гаслайте, в самом захудалом из четырех районов Керша. Здесь располагаются городские водоснабжающие станции, мы проходим мимо множества участков с застекленными солнечными очистительными центрами. Оборудование по сбору дождевой воды установлено на большинстве крыш жилых и нежилых зданий. Блеск куполов опреснительного завода, куда по трубам непрерывно поступает вода из Тихого океана, обозначает западную границу Гаслайта.
Мой Альт замедляет темп до размашистого шага. Не знаю, от того, что она не знакома с этой местностью, или от того, что она каким-то образом меня почувствовала. У меня нет выхода, кроме как снизить скорость и немного отстать, несмотря на то, что все во мне призывает оставаться рядом. Здесь, в этой многолюдной толпе, ее должно быть труднее выследить. Но почему-то это не так. Ее походка, то, как развиваются с каждым шагом волосы… я почему-то в этом уверена.
Не думала, что это возможно, но небо темнеет еще больше, становясь абсолютно черным. Шипящие паром решетки, протянувшиеся вдоль тротуаров Гаслайта, соперничают за внимание с яркими неоновыми лампочками, развешенными над дверными проходами и окнами. Они освещают лица прохожих, эта безвкусица отвлекает внимание от опущенных вниз хромированных листов металла, защищающих обветшалые витрины магазинов вдоль улицы. Большинство расположенных здесь предприятий не могут позволить себе даже самое низкосортное пуленепробиваемое стекло.
Это Квод. Если бы у мест были Альты, то это был бы Альт Грида. Как Грид является центром Джетро, так же и Квод - центром Гаслайта. Смешение жилых домов и семейных предприятий, Квод изначально был сформирован из иммигрантов четырех разных этносов, теперь давно забытых. Спустя годы границы между ними исчезли, оставив после себя расплывчатую мозаику всех цветов и оттенков. Место, которое когда-то занимало несколько небольших кварталов, теперь раскинулось почти на квадратный километр.
Квод живет в своем неповторимом ритме - не вынужденной жестокостью и бескомпромиссными страстями, а вековыми традициями и разросшимися в течении многих поколений семьями, которые являются сущностью района. Когда мы были маленькими, мы с братьями исследовали Квод почти так же, как и Грид. Покупали мелкие игрушки, которые хранили в партах в школе, чтобы обменять их или использовать как взятку: головоломки для пальцев, наборы пластмассовых фишек для игры в покер, вонючий порошок и пукающие бомбы. Мы набивали животы дешевой уличной едой - у торговцев, которые продавали даже неактивированным - булочками и пирожными, кусочками жареных моллюсков, добытых на пляже прямо рядом с барьером, проходящим в Гаслайте поблизости от океана.
Ничто из этого для меня не ново, но я вижу, что мой Альт как будто загипнотизирована. Ее шаги стали теперь еще медленнее, ее отвлекают крики торговцев и развешанные повсюду электрические фонарики. Несколько раз что-то всецело завладевает вниманием моего Альта и, когда она поворачивает голову, чтобы посмотреть, знакомость ее профиля мне кажется одновременно и странной, и привычной.
Пространство здесь тоже в цене, поэтому людям приходится ходить гуськом, чтобы протиснуться между торговыми прилавками и припаркованными на дороге машинами. Это бутылочное горлышко меня нервирует. Без укрытия толпы я словно обнажена, уязвима и открыта со всех сторон. Но у меня нет выбора, кроме как оставаться рядом с ней. Все, на что мне остается надеяться - что она не обернется, чтобы посмотреть назад. Я прекрасно понимаю, что выделяюсь. Мои дешевые крашеные блондинистые волосы, торчащие из-под капюшона, похожи на сорняки в саду орхидей. Я убираю прядь, которая щекочет мне щеку. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что они теперь такие короткие. Еще одна причина, по которой я чувствую себя уязвимой.
Я нахожусь где-то в тридцати метрах от нее, в тот момент, когда она останавливается перед открытым прилавком с едой. По виду бамбуковых корзинок я понимаю, что она покупает что-то поесть. Мой живот урчит, и я надавливаю на него дулом пистолета, чтобы он заткнулся.
Иди. Сейчас.
Пока она стоит ко мне спиной, я стрелой бросаюсь через улицу и ныряю в тесный переулок, который проходит через многокорпусное офисной здание. Рабочее время давно прошло, все окна закрыты, ни следа движения.
Я проскальзываю в пустую и тихую темноту переулка и тут же пригибаюсь к земле. Для прикрытия более чем подходит.
Мой Альт прямо напротив меня. Мне виден черный шелк ее волос, узкие плечи над рядом припаркованных машин на улице позади нее. Не много, но сойдет. Я попадала и в меньшую точку, бывало.
Столько пройдя, я почти разочарована. Неужели все свелось к этому? Вывести ее из моей жизни, будто вытащить ноющую занозу? Мысленно я возвращаюсь к тому моменту, когда впервые увидела ее - когда один ее вид приковал меня к месту и заставил почувствовать себя бесполезной, второсортной, недостойной.
Я вдыхаю и резко сильно выдыхаю. Этого больше не случится. Я не позволю.
Я медленно достаю пистолет из кармана. Теперь я почти не ощущаю его вес, как будто он всегда был моим. Моя рука надежна и точна. Пульс равномерно барабанит вдоль по руке, вниз по шее и в груди.
Мишень у нее на спине приглашает меня. Мой взгляд сосредоточен, кроме нее я ничего не вижу.
Я целюсь, мой палец начинает давить на курок, сгибается и…
Резкое движение.
Мой Альт опять достает телефон. Она говорит, на этот раз, когда она оглядывается по сторонам, то кажется раздраженной и взволнованной. Она дергается в разные стороны, я чертыхаюсь от разочарования. Независимо от того, насколько тверда рука стрелка, подвижная цель - это риск для окружающих, особенно в таком забитом людьми месте, где не каждый сделает ПНПЯ. Мне хочется думать, что я достаточно спокойна, чтобы не застрелить кого-нибудь еще. Но это было бы ложью.
Рука трясется, пистолет колеблется из стороны в сторону. Я чувствую, как капля пота стекает по лбу вниз и останавливается на подбородке. Она холоднее, чем воздух вокруг.
Она смотрит на что-то слева от себя, все еще настойчиво говоря по телефону.
Внезапно окружающее приходит в движение: быстро и яростно всё кувыркается друг через друга, как обезумевшие бешеные животные, готовые порвать друг друга на куски.
Телефон выскальзывает из рук моего Альта и падает на землю. Я смотрю, не в силах пошевелиться, как мой Альт - одним плавным движением, в котором волосы совершают вокруг нее идеальный пируэт - поворачивает голову и смотрит прямо на меня.