Тело ее отыскали через месяц. В ста километрах от города. Выловили обезображенный течением труп из воды. НО это потом. А в те, самые страшные, первые дни, Маша, у которой от ужаса и непонимания голова шла кругом, сидела дома и с тоской смотрела на молчащий телефон.
На второй день, не выдержав неизвестности и одиночества, вышла на улицу, решив поехать в милицию.
Ловкость, с которой ее сунули в медленно ползущую мимо машину, не дала девчонке ни одного шанса позвать на помощь. Миг, и вот она уже лежит на полу в салоне, воняющем какой-то автомобильной отдушкой.
Троица здоровых парней с тупыми, гладкими рожами, один из которых показался ей чем-то знакомым, отвезла ее в лес, посадили в чулане небольшого домика, скорее всего, это было жилище какого-то местного лесника или егеря.
Что было потом, она старалась забыть. Грязь, похоть, боль, и вновь садистские издевательства. Невозможно было поверить, что это могли творить люди. Однако они не только терзали ее тело, но и снимали все это на видео.
Мучения прекратились на третий день. Ее вымыли, замазали ссадины йодом, дали возможность постирать одежду и отвезли назад. Вытолкнули из машины почти в том месте, где и схватили.
Едва живая, с подгибающимися ногами, заледеневшим лицом, она поднялась в свою квартиру и попыталась открыть замок.
Дверь открыл отец. Даже в том состоянии, в котором она находилась, ее поразило, насколько он изменился. Лицо стало серым, а волосы, еще недавно совершенно темные — абсолютно поседели.
Отец завел в дом, уложил на постель, вызвал врача.
Он не спрашивал, что с ней случилось, но по каким-то неуловимым признакам Маша поняла, что он знает все. И снятое живодерами видео предназначалось именно для него.
В милицию отец обращаться не стал. Когда Маша поправилась, и они похоронили маму, он собрал все вещи и увез ее в Белогорск. Поселились на съемной квартире. Отец куда-то уходил, возвращался поздно ночью. Иногда, предупредив ее, пропадал на сутки, а то и двое.
Одновременно подал документы на загранпаспорт. Так уж вышло, что бывшему военному, облаченному некими секретными сведениями, никак не хотели его выдавать. Однако сейчас, заплатив кому-то большие деньги, отец сумел добиться положительного решения…
Отношения между ними почти не изменились. Маша просто молчала. Она выполняла все просьбы, но… молча. Видела, как мучает этим отца, но переломить себя не могла. Даже в день похорон не проронила ни слова.
С каждым днем отец становился все более мрачным. Он сильно похудел, почти перестал есть, курил по две пачки сигарет в день, а через месяц отец исчез. Просто исчез. Не пришел вечером и не позвонил. Не появился и на следующий день, и через три…
"Бедная девочка. Она ведь еще совсем девчонка… Потерять родителей, попасть под конвейер… И при этом остаться такой… "- Теперь он и сам почувствовал, что к горлу подкатил непонятный комок.
— Вряд-ли кто-то способен это объяснить. — Осторожно начал он, пытаясь отыскать нужные слова. — Вспомнил вот, на мой взгляд, довольно паскудный анекдот, в нем весь смысл сводится к фразе: Есть, мол, такое слово — Родина. А если без шуток, то я, правда, не знаю. Может быть и есть способ сохранить в себе человека, даже в самых жутких условиях. Однако сложно представить, скажем, забойщика скота, читающего французских поэтов, разве что Бодлера… И то, вряд-ли. Один шанс из миллиона, что человек, осознавший красоту Джоконды, сможет воткнуть кусок арматуры в тело ребенка…
— Расскажи мне о себе еще что ни будь. — Вдруг попросила она. — Обо мне ты ведь почти все знаешь, а я о тебе ничего.
— Я же ведь рассказывал. — Попытался увильнуть Андрей.
— Нет, я имела в виду именно про себя. Неужели совсем-совсем ничего не помнишь?
— Хорошо. Слушай. — Андрей на секунду задумался, собираясь придумать какую-нибудь простенькую историю, но осекся.
А знаешь, вот ты спросила, а я вдруг вспомнил…
Он сжал зубы, пытаясь отогнать это вовсе не своевременное воспоминание, но неожиданно, сам того не желая, вдруг произнес:
— Ты знаешь, в детстве у меня была кошка. Рыжая с белыми пятнами. А еще у нее торчал наружу кончик розового языка. Казалось, что она все время дразнится. Она у нас уже взрослой появилась, Старые хозяева, они в пятнадцатой квартире жили, куда-то уезжали, ее выбросили. Она в подъезде жила.
Андрей говорил, и ему казалось, что рассказывает это не он нынешний, а тот самый вихрастый мальчишка, который долго, до икоты, до сорванного горла, уговаривал мать оставить блохастую, грязную и постоянно норовящую выскочить в подъезд, что бы усесться под своей бывшей дверью, кошку.