Андрей решительно захлопнул крышку ноутбука и уставился в окно, глядя на мелькающие мимо поля и холмы. Суровый Забайкальский пейзаж вызывал невольную тоску.
"Ну, хорошо… можно, конечно, отказаться. Но если они не врут, и билеты проданы, будет скандал. Может, все-таки… " — он попытался заставить себя вернуться к просмотру, но лишь тоскливо вздохнул. Назвать это музыкой можно было только с громадной натяжкой. И вовсе не из-за примитивных текстов или убогой аранжировки. Раздражала сама манера исполнения. Невероятно фальшивая и наигранная. Подкачал и голос. Местами, чтобы не сорваться и не дать петуха, певец просто проглатывал окончание строки и, едва попадая в такт и мелодию, переходил к следующей.
"Ну разве можно так издеваться над слухом", — не выдержал Андрей и зажал уши. Настолько фальшиво прозвучал в его исполнении куплет последнего произведения.
"И песня-то неплохая… — озадаченно покачал головой он. — Но как можно не слышать, что отстаешь от темпа на добрую четверть… "
Клацнул замок, дверь скрипнула и отползла в сторону. В купе, щедро обдав Андрея коньячным ароматом, ввалился Кацман. В руках он держал полную бутылку и пару фужеров.
— Ну… Как идет процесс? — жизнерадостно поинтересовался он, водружая коньяк на стол. — Сейчас по соточке и отсыпайся.
— Вы, наверное, будете недовольны, но я это… — нерешительно произнес Андрей, — это петь не могу. Это не песни. Я не знаю, может, раньше, до того, что со мной случилось, мне это и нравилось, но теперь… Теперь я это петь не могу. Не знаю, правда, что у меня с голосом, может, он тоже исчез, но… даже если остался, такое — не могу.
— А ведь ты прав, Андрюша, — неожиданно произнес Кацман, сочувственно глядя на экран. — Я ведь только финансист. Мое дело — контракты, оплата, переводы, отчисления. Но, если честно, я вынужден с тобой согласиться. Это не искусство. А заставить тебя никто не вправе. Что ж… тем лучше. Может, так оно будет даже и лучше, чем рубить хвост по частям. Честнее. Правда, завтрашний концерт отработать все же придется. Уж извини. Мы обязаны платить людям. И музыкантам и организаторам, да и вообще. А чтобы все было по уму… Давай так… — Семен Яковлевич выхватил из кармана блокнот, ручку и набросал на чистом листке несколько фраз. — Вот. Запомни. Скажешь это перед началом концерта.
— Мол, это твой последний концерт. Разочаровался в своем творчестве и решил уйти. Честно скажешь, без стонов и всякое такое. Можешь чуть трагизма добавить. Объявишь, отработаешь, и сразу, самолетом, в Москву. Ляжешь в клинику, пройдешь обследование. А потом, когда поправишься, снова попробуешь. Что там тебе понравится, то и будешь…
От этих слов у Андрея даже зачесалось в глазах. "Хороший, все-таки, мужик, этот Семен Яковлевич. — подумал он, читая неровные строчки. — И написал здорово. Может, чуть трагично, однако, кто его знает, как там принято, уходить… Я же не помню ничего".
— Ладно, я так и сделаю, — благодарно произнес он, — только… а можно, я просто буду рот открывать и все. Вы понимаете… . Тумба-Лумумба, тем более е… ый, язык не поворачивается.
— Да ради бога, Андрюшенька, — с искренностью подвыпившего человека рассмеялся Кацман. — Ты у нас звезда, тебе и карты в руки. — Может, еще что хочешь? Может, Маринку из подпевки позвать? Она, это, сам знаешь, мастерица… — Кацман вновь хихикнул, — на все руки, и не только, помнишь, как мы с ней… — он вдруг закашлялся и закончил уже без особого энтузиазма: — Так позвать или, может, не стоит?
— Да нет, не надо… наверное, — смутился Андрей. — Вы мне лучше гитару принесите, если можно. С нами ведь музыканты едут, я так понимаю.
— Гита… — Кацман даже поперхнулся. — А ты что, на гита… — он вновь осекся. — Да, да… Конечно, найду. У Пашки как раз акустическая. Сейчас сбегаю.
Он вернулся через пару минут, неся в руках большую концертную гитару в чехле.
— Только осторожно, он мне ее под честное слово дал… — зачем-то предупредил Семен Яковлевич, оживленно потер ладони и потянулся к стоящей на столике бутылке. — Ну что… давай, Андрюша, за чудесное возвращение. Михалыча бы стоило позвать, но он уже никакой. Я его спать отвел, — сообщил он, скручивая золотистую пробку.
— Я не буду, — твердо отказался Андрей. — Попробовал уже, когда в себя пришел, чуть не умер. Наверное, это от травмы… Не принимает организм.
— Да ладно… по капельке, — пренебрежительно скривился собеседник. — Никому еще от Мартеля плохо не было.