Ардашев заснул и спал крепко, как спится в молодости, когда впереди ещё вся жизнь и любой недуг проходит сам собой. Солнце уже спряталось за горизонт, и птицы устроились в гнёздах на ночлег, когда к нему постучали. Студент поднялся и отворил дверь. Перед ним стояла Ксения. Её волосы были растрёпаны, а глаза заплаканы.
– Папа умер, – одними губами прошептала она. – Кучер вернулся. Сердечный приступ.
– Господи, как же так?
– Вы поедите со мной?
– Обязательно.
В коляске, рассчитанной на четверых седоков, уместились трое: Ксения, Елена Константиновна и Ардашев, сидевший спиной к кучеру, гнавшему лошадей так, будто покойника ещё можно было успеть воскресить. Экипаж влетел в фабричный двор и остановился рядом со входом в главную контору. Вокруг неё уже толпился народ, стояли полицейская пролётка и чья-то двуколка.
Клим помог дамам сойти и первый поднялся по ступенькам. В коридоре слышались незнакомые голоса. За спиной раздавался частый стук дамских каблуков. Он остановился у открытой двери. Прямо перед ним за столом сидел Папасов. Его глаза были широко раскрыты. Из правого уголка губ выступила уже чуть подсохшая желтоватая пена. Левая рука лежала на груди в области сердца, а правая – висела плетью. В комнате находились врач (это было понятно по медицинскому несессеру) и уже изрядно поднадоевший помощник пристава первого участка. Шагнув в кабинет, Ардашев отошёл в сторону, пропуская вперёд жену и дочь фабриканта.
– Папочка, милый, родной, – расплакалась Ксения и, обняв сзади отца, произнесла: – Ну почему, почему, почему?..
– Примите мои глубочайшие соболезнования, – слегка склонив голову, выговорил помощник пристава.
– Сочувствую вашему горю, – присоединился доктор.
Едва сдерживая слёзы, вдова кивнула в знак благодарности.
– Отчего умер Иван Христофорович? – осведомилась она.
– Положение тела и наружный осмотр показывают, что, вероятно, у господина Папасова случился паралич сердца, – отрапортовал медик и тут же спросил: – Скажите, он страдал сердечным недомоганием?
– Да, врач посоветовал ему отдохнуть здесь, у моря, чтобы подлечить нервы. Доктор предупреждал, что не исключена остановка сердца. Он слишком много работал.
– А другие заболевания у него были?
– Да так, ничего серьёзного. Бывало, горло застудит или спину на сквозняке… Ногу однажды подвернул. А вот с сердцем – да, страдал. Иногда и задыхался.
– Вам необходимо письменное заключение о смерти или достаточно простого разрешения на погребение? – спросил полицейский.
– Я не знаю, – вытерев кружевным платочком слёзы с красивых глаз, ответила вдова, но потом подумав, уточнила: – Лучше, конечно, письменное заключение.
– Хорошо, но оно будет носить вероятностный характер, ведь точная причина смерти может быть установлена только в результате вскрытия.
– Оно обязательно?
– Совсем нет. Всё зависит от вашего желания.
– Нет-нет, я не хочу издеваться над мёртвым. И так всё ясно.
Клим тем временем осматривал стол. Телефонный аппарат, письменный прибор, счёты, стопка белой веленевой бумаги, мраморный стакан с отточенными до иголочной остроты карандашами, блокнот в кожаном переплёте и деревянная коробка с эмблемой английской фирмы, выпускающей ткацкие станки. В ней находились образцы разных видов сукна, изготовленных на этих машинах. Рядом лежала брошюра, рекламирующая эти агрегаты. Кусочки тканей имели тёмные пятна. Вероятно, они были пропитаны каким-то веществом, от которого шёл незнакомый запах. Ардашев понюхал материю, и у него закружилась готова. Он тотчас закрыл коробку, вытер платком выступившую на лбу испарину и, подойдя к трупу, присел около висящей правой руки. Рассмотрев её, он поднялся и сказал:
– Позволю себе не согласиться с выводом доктора. Наличие пены в уголках рта покойного говорит об отравлении.
– Простите, с кем имею честь?
– Ардашев Клим Пантелеевич.
– Врач?
– Нет, студент.
– Митрохин Олимпий Панкратович, врач с двадцатипятилетней практикой, – отрекомендовался доктор и спросил: – Разве вам не известно, что при сердечном ударе наличие пены – весьма частое явление?