– Благодарю вас.
– Не за что. Скоро мы будем на месте.
Двухэтажный особняк Папасовых, стоящий под номером четыре, выходил окнами на проезжую часть. Флигель, куда провели Ардашева, располагался в саду саженях в двадцати от основного дома. Клим едва успел разобрать вещи и умыться с дороги, как в дверь постучала горничная, пригласив его на завтрак.
Войдя в столовую, Клим невольно засмотрелся на Елену Константиновну. Она была уже в новом сиреневом платье, подчёркивающем её стройную фигуру.
– Прошу вас, Клим Пантелеевич, присоединиться к завтраку.
– Спасибо, – усаживаясь, выговорил Клим.
– Я звонила в контору, что находится в Адмиралтейской слободе. Плещеев, прочитав мою телеграмму, не стал дожидаться утра, а сразу же поехал обратно на пристань, – сооружая бутерброд, сообщила вдова.
– Это делает ему честь и говорит о снятии всяких подозрений в отношении убийства Ивана Христофоровича. Теперь понятно, что он находился в дороге, когда случилось отравление.
– Я всегда была уверена в его преданности и порядочности.
– Елена Константиновна, вы сегодня останетесь дома или собираетесь куда-то выйти?
– А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Двойник охотится за вами. Вам не стоит ездить в экипаже или ходить по улицам одной.
– А вы готовы меня охранять? – улыбнувшись, осведомилась дама.
– Это моя обязанность.
– Тогда не откажите в любезности, после вашего возвращения сопроводите меня к нотариусу. Я хочу выяснить у него относительно завещания моего покойного мужа. Составите компанию?
– Да, конечно.
– Потом я хочу заехать к модистке. Вы подождёте меня?
– Конечно.
– А когда вы намерены побывать в редакции «Казанских вестей»?
– Прямо сейчас туда и поеду.
Вдова обратилась к горничной:
– Мария, скажи Прохору, пусть заложит лошадей для Клима Пантелеевича.
– Хорошо, барыня.
– Не стоит беспокоиться, я возьму извозчика.
– И зачем же, право? У нас есть собственный выезд.
– Вы очень любезны.
– Кучер будет с вами столько, сколько нужно. Как управитесь с делами – возвращайтесь.
Студент допил кофе, промокнул губы салфеткой и, вставая, поблагодарил за завтрак.
– Клим Пантелеевич, я тоже прошу вас соблюдать осторожность.
– За меня не стоит переживать. Я Двойнику неинтересен.
– Мы не знаем, что у него на уме. Он не только отравил моего мужа, но и повинен в смерти кондуктора, погибшего при отцеплении вагона. Надеюсь, ему воздастся по заслугам.
– Я приложу к этому все усилия, – заверил Ардашев и удалился.
II
От дома Папасова до редакции газеты «Казанский вестник» было рукой подать. Туда можно было бы добраться и пешком, но раз уж коляска была отдана в распоряжение студента, то он решил извлечь из этого максимальную пользу. Казань уже проснулась и жила жизнью обычного волжского города. Территориально город уступал Ростову-на-Дону, но был раза в два больше и красивее Ставрополя, а если считать и многочисленные слободы, окружавшие его, то и в четыре.
Определить, кто из репортёров писал под псевдонимом Правдоруб, не составило никакого труда. Высокий, худой человек с подвижным индюшиным кадыком, лет тридцати пяти сразу обратил на себя внимание громкой речью. Усы у него росли плохо и представляли собой редкую, как старая щётка, растительность под курносым носом. Круглые роговые очки с треснутым правым стеклом и костюм с залоснившимися рукавами могли свидетельствовать о его скудном достатке, и даже золотая цепочка, свисающая из кармашка заношенного пикейного жилета, не говорила об обратном. «Вероятно, золотые часы достались в наследство. Не удивлюсь, если он уже не раз закладывал их в ломбард, а потом выкупал», – подумал про себя Ардашев. Этот господин спорил со стариком, сидевшим за столом напротив.
– А я вам говорю, достопочтенный Никанор Матвеевич, что Папасов – самый настоящий прохиндей. Вот так-так! И если бы не моя статья, перепечатанная всеми мало-мальски известными газетами, никто бы его не вывел на чистую воду. Жаль, что он скончался до суда. Сердце от стыда разорвалось. А то бы я выступил перед присяжными! Публика бы рыдала. Уж не сомневайтесь! Вот так-так! – выговорил он и, достав папиросу, прикурил.
– Сделайте одолжение, Африкан[80] Львович, подымите на свежем воздухе.
– Только из-за безграничного к вам уважения, – согласился Правдоруб, выходя из комнаты.