– Какая?
– Серебряная.
– И всё?
– Вроде бы да.
– А часы золотые английские, а четыре перстня?
– Часы – дарил, а перстень только один был, с изумрудом. Остальные просто золотые.
– Это вам один, а жене вашей?
– И ей тоже… два. Или три. Запамятовал. Только я не пойму, в чём моя вина? На тот момент от Верховного тайного совета ещё не было указания о конфискации имущества князя в казну, и он законно всем владел. Ему разрешили взять в ссылку самые ценные вещи, что Меншиков и сделал. – Видя, что статский советник молчит, капитан осмелел и продолжил: – И при чём тут пыточная? Почему вы ею грозите? Разве я циркуляр какой нарушил или артикул? Секретарь Верховного тайного совета никаких инструкций насчёт запрета на получение княжеских подарков не давал. Да ежели бы я тогда ведал, что будет конфискация у Меншикова, разве бы я согласился взять от него хоть копейку? Но я не вещун. Способностей сих мне Богом не дадено. Но как только в начале января двадцать восьмого года пришла новая инструкция – всё изменилось. Имущество его я переписал, всё отобрал, сургучом скрины[18] опечатал и отослал в столицу. С князя и членов его семьи даже одежду снял, как было велено, и на крестьянские полушубки поменял. Светлейший в исподнем остался. Всё с себя скинул, несмотря на мороз, и сказал при этом, что ему жалко тех, кто тешится его горем. Мол, только ничтожные людишки могут злорадствовать. А он начинал жить с бедности, в бедность и вернулся. Сильный был человек.
– Ишь как вы заговорили, господин капитан, – тряся от негодования толстыми щеками, возмутился Некрячев. – Слова государственного преступника пересказываете. Может, вам ещё и жалко его?
– Да какая теперь разница, ваше высокородие? Князь Меншиков, супружница его Дарья Михайловна и дочь их Мария Александровна, обручённая с императором, – все в Бозе почили. Нет теперь никаких преступников.
– Среди покойников, может, и нет, а среди офицеров, нарушивших воинский артикул, есть. И отвечать придётся по всей строгости закона, – злорадно осклабился статский советник, а потом спросил: – А что будет, если я докажу вину того самого капитана, коей Меншикова сопровождал? Какая участь ему достанется? Не знаете? Выбор будет небольшой: колесование, или посажение на кол, или три тысячи ударов шпицрутенами. Как вам известно, за ложные ответы могут язык отрезать, а уж потом в Сибирь сослать. Простая ссылка без телесных наказаний – это благо! И его надо заслужить. А для этого надобно изо всех сил стараться мне угодить и понравиться честными и подробными ответами».
За печной трубой стрекотал сверчок, и, слушая его, Клим не заметил, как книга упала на пол и он провалился в мягкую перину сна. Вернее, в узкую и продавленную кровать с тонким матрацем. Ещё донимали комары, и укрываться приходилось с головой, а от этого становилось нестерпимо душно. Но усталость побеждала неудобства, и студент вновь уносился в мир грёз. Снились какие-то офицеры в треуголках, с крысиными лицами. Они были со шпагами и в высоких сапогах. В руках они держали факелы и гнались за Ксенией, которая – о Боже! – прогуливалась по Николаевской набережной и даже не замечала преследователей. Клим пытался окликнуть её и предупредить об опасности, но язык точно прилип к горлу. Вместо крика получился беспомощный стон. Ксения вошла в синюю дымку тумана и, растворившись в нём, исчезла. Не стало и людей-крыс. Но вдруг он услышал её голос, звавший на помощь. Он доносился откуда-то сверху или даже снизу, из подземелья. А может, это вовсе и не голос был, а просто плакал сыч, предсказывая чью-то погибель, или выла собака, почуявшая волка.
Стоило начаться новому дню, как назойливые мухи облюбовали молодое лицо. Клим проснулся. Тело ломило, точно он всю ночь таскал мешки с мукой. Сверчок за трубой давно затих, и только неугомонные петухи продолжали будить дачных обывателей, хвастаясь ночными подвигами в куриных гаремах.
Глава 5. Нежданный визит
I
Ардашев возрадовался – гречневой каши на завтрак не было! Яичница из трёх яиц и хлеб с маслом, чай и крыжовенное варенье – сказка! Правда, и ломтик сыра, подёрнутого слезинкой, тоже не помешал бы. Ну да чего уж там! И так хорошо.
Постоялец уже допивал второй стакан чаю, когда в комнату постучали. Трижды и отрывисто. Не надо было быть инспектором Скотленд-Ярда, чтобы догадаться, что за дверью стояла хозяйка.
– Войдите! – ставя на блюдце чайный стакан, выговорил студент.
– Ой, простите, боюсь ошибиться, как вас по батюшке величать – Пантелей… а вот дальше забыла…