Кровь шумит в ушах Кристины, её голова кружится, пока она с трепетом прижимается к бесконечно преданному ей мужчине, к её вечному покровителю. Он никогда не поступил бы так, как Чарльз. Он никогда не предал бы её чувств. Он никогда не дал бы клятвы, за которую не смог бы постоять.
Когда пальцы их покрытых мурашками рук сплетаются, они не сомневаются — это правильно. Может только сейчас, пока сердце Кристины заполнено отчаянной ненавистью к Чарли, пока Эрик слишком опустошен, чтобы оттолкнуть её, такую желанную, от себя, этот момент существует лишь для них двоих.
Они оба знают — сегодня она его не отпустит, сегодня он от неё не уйдет. Только потому что он по-прежнему видит перед собой потерянную девочку из балетной труппы, слезы которой причиняют невыносимую боль, потому что ей так важно чувствовать, что Ангел рядом, что он не покинет её… ни за что не покинет.
И когда она шепчет такое важное «останься», Эрик ни секунды не колеблется прежде, чем сдержанно кивнуть.
Слишком долго длятся эти сладкие объятия. Слишком долго, чем позволительно старым друзьям. Он осторожно разворачивается в её удивительно сильных руках и тотчас сталкивается с любимыми, раскрасневшимися от слез глазами. Легкие болезненно сжимаются от той горечи, что читается в её светлом взгляде. Он готов поклясться, что слышит её внутренний, срывающийся крик.
До хрипоты.
До потери голоса.
До тишины.
Она же может думать лишь о том, во сколько крат глаза Эрика красивее — в них словно затаилось тепло смоляного янтаря, мягко поблескивающего на дневном свету; в них нет ни холода, ни отчужденности, ни насмешки, а лишь через край бьющая нежность и любовь.
Руки Кристины по-прежнему крепко удерживают мужчину на месте. Даже горькие слёзы сходят на нет, когда она чуть приподнимается на носочках, стремясь хоть немного сравняться с ним ростом. Едва заметные губы Эрика чуть приоткрываются в изумлении, когда девушка машинально приближается к нему, прикрывая в забвении глаза.
— Вот как, да, — раздается небрежная усмешка с порога особняка, и девушка тут же отстраняется от Эрика.
Её вдруг охватывает страшная ярость, когда она вновь видит ухмылку на синеющем лице Чарльза. Она срывается с места, оставляя Эрика стоять в растерянности у парадного входа в дом.
Быстро взбежав по небольшой лестнице, она замирает напротив герцога, тяжело выдыхая, усмиряя свой пыл, — на них смотрит слишком много глаз… слишком много, чтобы позволить себе сорваться на жениха при всех.
Она хватает его за руку и чересчур резко, непоколебимо тянет к одной из ближайших гостевых комнат. Взгляд стремительно застилает пелена слез: слез обиды, горечи и ярости.
Толкнув его в спальню, она резко захлопывает за собой дверь и двигается в сторону Чарльза. Он отступает назад, вытягивая перед собой руки, будто защищаясь.
— Ты просто мерзавец! — выкрикивает Кристина, замирая перед ним. — Я верила тебе, а ты предал меня!
— Дорогая, — мягко обращается к невесте герцог, надеясь на её милость, — все мы допускаем ошибки, но они ведь учат, верно?
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь! — сквозь слезы шипит Кристина. — Ошибку допустил Эрик, стремясь любыми путями завоевать мою ласку, но то, что сделал ты… Это просто непростительно, Чарльз!
— Ну, брось! — восклицает мужчина, решаясь сделать к ней шаг, — Мы просто начнем сначала, любимая.
— Как ты смеешь говорить о каком-либо начале?! — кричит она, — Это начало разрушил ты, оно уже было! Другого не будет, как же ты не понимаешь! — она вцепляется пальцами в волосы и начинает расхаживать по комнате, — Для тебя я была лишь игрушкой, временным развлечением.
— Но я же сделал тебе предложение… — начинает Чарльз.
— Получить согласие на статус жениха и быть женихом две разные вещи, де ла Форс! — рычит Даае, — Ты изменял мне, в то время как я мечтала о нашей совместной жизни! Это предательство! — сверкает она глазами, — А такое не прощают!
— Тише, Кристина, — герцог протягивает к ней руки для успокаивающих объятий.
Она возмущенно взвизгивает, отталкивая его и отступая в угол. Её начинает трясти от ярости, и вдруг она тянется к своей левой руке, чтобы уверенно обхватить платиновый ободок.
— Я не желаю выходить замуж за лжеца и предателя, — уже намного тише, но тверже и холоднее заявляет Кристина, стаскивая с пальца сияющее кольцо Чарльза, — я не хочу слышать больше насмешки прислуги.
По лицу Кристины быстрыми ручейками скатываются слёзы, но она не думает отступиться от своих слов. Она поднимает на герцога глаза и разжимает ладонь, в которой находится помолвочное кольцо, позволяя тому со звоном удариться о мраморный пол.
Не проронив более не слова, Кристина отворачивается от растерянного, опустошенного мужчины к двери и уверенно покидает комнату, оставляя его наедине с муками его чересчур поздно проснувшейся совести.
Он уверен в одном — в этом доме ему сегодня не рады. Он чувствует себя откровенно лишним и невероятно виноватым. Осознание собственной никчемности толкает его к единственно верному решению — укрыться до тех пор, пока все не утихнет.
***
Мягкое касание заставляет Эрика очнуться от бешеного круговорота мыслей. Он растерянно оборачивается и видит перед собой Шарлотту, печально улыбающуюся ему одними уголками губ. Она, как и он, могут теперь лишь ждать. Ждать того, как кончится такой важный для них обоих разговор пары.
— Я не смогу жить здесь, — тихо говорит Эрик, отводя в сторону взгляд, — не потому, что я привык к одиночеству, не потому, что мне некомфортно… Он будто живая насмешка Бога надо мной. Он получает всё, чего я никогда не смогу иметь: семью, любовь и, конечно, красоту. Это невыносимо.
— Эрик, — грустно выдыхает женщина, бережно проводя пальцами по тонкой кайме его маски, — поверь, внутри него нет и капли того, что имеешь ты. Порой я не верю, что он и правда мой сын — это безразличие ко всему в мире, кроме себя…не понимаю откуда оно взялось. Для меня именно ты его идеальное отражение, милый.
Мужчина отрешенно качает головой, прикрывая глаза, чтобы сморгнуть не прошенные слезы. Она просто хочет его утешить. Это же мама… Его мама.
— Чарли! — восклицает Шарлотта, когда двери особняка с грохотом отворяются в сад.
Герцог, весь переполненный злостью, не обращает на них никакого внимания и только жестко толкает Эрика плечом, проходя мимо. Тот теряется, не успевая сказать и слова, как Чарльз уже запрыгивает на своего коня и дергает резко за поводья.
— Ты будь тут, — мягко обращается к Эрику Шарлотта, — я проверю, как там Кристина…
Он смиренно кивает и тяжело опускается на лавочку, расположившуюся так кстати. Ему отчаянно не хочется находиться в этом доме, не хочется привыкать к столь прекрасной жизни в кругу самых близких, самых родных ему людей. Он задумывается о том, как сильно он полюбил мать, как быстро он подпустил её к себе, как резко разрушил перед ней все свои барьеры, выстраиваемые десятилетиями, — словно они никогда не расставались с самого его рождения, словно между ними не было этой многолетней пропасти потери и потерянности.
Невольно Эрик задумывается и об отце. Каким он был? Принял бы он его сейчас? Есть ли в них двоих хоть какие-либо общие черты? Вероятнее всего, Франк не смирился бы с появлением второго сына и теперь, не признал бы его, не впустил бы в дом. Он привык быть ненавидимым, но понимание того, что это презрение источалось самим отцом — невыносимо. Сам Эрик никогда бы не поступил так с родным малышом, каким бы тот ни родился.
С родным малышом…
А ведь на его глазах теперь будут расти дети Кристины с его глазами, унаследованными от Чарльза. На его глазах будут проходить их шумные годовщины.
На его глазах состоится их свадьба…
Всё потому, что он уже не сможет отказаться от семьи.
Если бы только он был лишь сторонним наблюдателем…
Если бы…
***
Едва слышно Шарлотта движется к спальне, предназначенной для будущих супругов, где, по словам Мориса, заперлась Кристина. Замерев перед дверью, она тихо выдыхает, — ей откровенно не хочется лезть в душу разочарованной, разбитой девушки. Однако ей слишком важно знать — а как дальше?..