— Он прекрасный, — отвечает женщина, бережно опуская его на пол, позволяя крохе оглядеться, — а вы проходите в гостиную, я скоро присоединюсь.
Они вместе следуют в уютную комнату с видом на сад и располагаются там на диване. Сердце Эрика замирает, когда Кристина пододвигается прямо к нему, а не отсаживается на близ стоящее кресло. Он так и не может привыкнуть к её сладкой близости, к её снисходительности, адресованной ему, к тому, что в её глазах больше нет страха.
— Эрик, — мягко обращается Кристина к нему, и он плавится от одной её интонации, пропитанной медом и нежностью, — день сегодня начался так скверно, так тяжело… Спасибо тебе, что не оставил меня здесь одну тосковать, что был так добр и мил ко мне. Для меня это очень-очень много значит.
— Невыносимо видеть твою грусть, — коротко отвечает Эрик, опуская глаза в пол.
— Поверь, ты не оставил ей места, — она нежно улыбается мужчине и легко откидывается на спинку дивана.
В гостиную входит Шарлотта с широким подносом, заставленным фруктами, лакомствами и закусками. Поставив угощения на небольшой столик, она вдруг вынимает из-за спины бутылку красного портвейна и лукаво улыбается гостям.
— Никто не против? — спрашивает она, и Эрик с Кристиной синхронно усмехаются этому милому жесту.
Пока Эрик неторопливо открывает бутылку, Шарлотта устраивается в кресло напротив них и разжигает свечи в широком канделябре, чтобы затем погасить все лампы. Комната погружается в приятный полумрак, и Эрик аккуратно разливает портвейн по бокалам, бессознательно улыбаясь окружающему его уюту.
— Так здорово собраться вот так семьей, — разрывает тишину Шарлотта, делая несколько небольших глотков напитка, — обожаю такие вечера.
Когда она называет их «семьей», это кажется ей правильным. Она верит в то, что они ей являются. Какая-то особая энергетика заполняет все пространство вокруг, как только они оказываются рядом, и это определенно что-то значит.
До сознания Кристины не сразу доносятся слова Шарлотты, но как только это происходит, она расплывается в счастливой улыбке. Она лишилась родителей очень-очень давно, и с тех пор рядом с ней всегда был Эрик, если и не физически, то, по крайней мере, морально.
— И часто они бывают? — Эрик спрашивает вдруг маму, и она растерянно пожимает плечами, не сразу отвечая:
— Вовсе нет. До вашего появления, честно говоря, я чувствовала себя ужасно одинокой.
— Но как же Чарльз? — удивляется Кристина и допивает остатки портвейна из своего бокала. — Он вел себя так галантно с Вами.
— Милая, опусти эти формальности, ты мне как родная, — улыбается ей женщина, наливая им обоим и подталкивая Эрику его бокал, — что же до Чарли… Он всегда был холоден к нам и не уделял должного времени.
— Даже и не верится, — теряется Кристина и тихонько выдыхает, забираясь на диван с ногами и вытягивая их позади Эрика, вызывая у него тем самым мелкую дрожь.
— Может, вы хоть что-то расскажете об Опере? — интересуется Шарлотта, удобнее устраиваясь в кресле. — При Чарльзе ты вовсе не позволяла себе о ней говорить, Кристина.
— Это не самая приятная история, — подает голос Эрик, допивая второй бокал портвейна, и Кристина мягко толкает его в бок локтем, перебивая:
— Вовсе нет! — возмущенно восклицает она и откидывается на подушки. — Я расскажу. Расскажу о том, как Эрик дал мне голос, как дал возможность нести музыку в люди, как стал мне роднее брата, — она делает паузу и переводит дыхание, чтобы мягко продолжить, — Каждый вечер в Опере я проводила у небольшого, своеобразного алтаря. Я приходила туда перед сном, чтобы поставить свечу в память об отце и помолиться… Именно там я впервые услышала голос моего Ангела, моего Ангела Музыки.
— Что?.. — не понимает Шарлотта.
— Боже, как стыдно, — выдыхает Эрик, прикрывая глаза и откидывая голову на спинку дивана.
Кристина тихонько усмехается и продолжает:
— С тех пор и по сей день он меня не покидает, — с улыбкой говорит Кристина, накрывая чуть дрожащую руку Эрика своей, — он учил меня пению и пел вместе со мной чудесные песни, написанные им же, он читал мне сказки на ночь и играл на скрипке, если мне не спалось, он каждый день радовал меня маленькими сувенирами или лакомствами, которые балеринам никогда не давали из-за строгого режима… Он был настоящим Ангелом, и не важно, что Эрик просто человек.
— А я… — вдруг добавляет Эрик. — Я не смог молчать, впервые увидев Кристину, такую маленькую, потерянную, заплаканную. Мне хотелось показать ей, что она не одна, но разве я мог показаться на глаза совсем еще ребенку? — он печально выдыхает и говорит мягче, — Я чувствовал такое тепло от неё в ответ на мою заботу, такую благодарность, что не смог её оставить. Я считал себя в какой-то мере ответственным за неё, за её жизнь и талант… И жуткой силы страх поглощал меня с каждым годом все сильнее, ведь малышка Даае росла и всё меньше верила в сказки, рано или поздно она бы всё поняла. Тогда мне и пришлось выйти из вечной тьмы, пришлось сделать шаг навстречу свету, чтобы не потерять её.
— Когда он впервые явился ко мне, — шепчет Кристина, переводя туманный взгляд на Эрика, — я была очарована, действительно очарована. Первый вечер, что мы провели вместе, остался в моей памяти навсегда.
— Я тогда повел Кристину на крышу Оперы, — чуть улыбнувшись, тихо говорит Эрик и бросает быстрый взгляд на девушку.
— Мы пробыли там от заката до рассвета, — пальцы Кристины бессознательно поглаживают холодную ладонь Эрика, — тогда было безумно красивое розовато-персиковое небо. Мы вместе пели с его клавира, наблюдая за тем, как парижане разбредаются по домам, как город погружается в сон, как первые звезды появляются на небе. До этого о таком читала только в книгах.
Женщина с упоением глядит на этих двоих и по-настоящему не понимает, что могло разрушить те трепетные чувства, что зарождались в их сердцах; что могло их разлучить на целых два года?!
— Тогда ещё была красивая полная луна, слепящая своим серебристо-белоснежным светом, — добавляет Эрик мягко, — и много-много звезд в безоблачном небе. Мы точно так же взяли тогда бутылочку портвейна, всякие пирожные и пробыли там до тех самых пор, пока первые лучи солнца не озарили Париж.
— Такое ощущение, будто это было только вчера, — мечтательно улыбается Кристина, задумчиво глядя на играющее в камине пламя.
— Но как так вышло, что вы потеряли друг друга на такое время? — спрашивает Шарлотта, зная наперед, что говорить об этом они оба не очень-то и хотят.
— Я поступила ужасно… — начинает Кристина, но Эрик тут же перебивает её, — Просто она полюбила Рауля, — говорит он и избавляет их обоих от подробностей, до сих пор обжигающих их ранимые души изнутри, — а я отпустил Кристину, дал шанс на счастье с любимым человеком.
— И только? — усмехается Шарлотта, она отчего-то уверена, что причина вовсе не в том.
— Ты знаешь, я не безгрешен, — тихо напоминает Эрик и чувствует, как пальцы Кристины сжимают его руку, — я творил страшные вещи, из-за которых полюбить меня становится невозможным.
— Это не так, — неожиданно вполголоса говорит Кристина, сжимая свободной рукой колечко, висящее на её шее, — это вовсе не так.
— Как же тогда? — выдыхает грустно мужчина, глядя на неё с трепетом.
— Ты заставил бы любую женщину почувствовать себя особенной и необходимой, ты построил бы настоящую сказку вокруг, ты стал бы самым преданным и нежным, — шепчет сбивчиво Кристина, глядя в такие родные золотые глаза, — это так, Эрик…
***
Место, в котором довелось оказаться Чарльзу, страшное, неуютное и пугающее. Люди, слоняющиеся по длинному, темному коридору, выглядят, по меньшей мере, неприятно. Если бы не одна невероятно серьезная цель, герцог ни за что не оказался бы в столь жутком здании.
— Месье де ла Форс, — окликает его хриплый бас, и Чарли оборачивается на голос.
К нему неторопливо подходит массивный мужчина и опускается рядом на лавочку, противно скаля желтые, местами подгнившие зубы.