Отсюда следовало два момента. Первый – подтверждающий некий гениальный хваткий принцип работы мозга галактионца, который ускоренно переводил и конструировал звуки и буквы между своей и русской азбуками. И второй – Яго обладает скорописанием. Запишем в копилку: силен, адаптирован к незнакомым ранее языкам, обладает навыками вождения колесного транспорта и теперь демонстрирует умения скорой текстовой записи (не стенографист, конечно, но почему бы и не научить в будущем? Хотя какое у пришельца будущее, Сезонов еще знать не мог).
- Расскажите, как с вами обращаются.
- Провокация? – Яго усмехнулся и с намеком посмотрел в сторону стекла.
- От ваших ответов ничего не будет зависеть. Отношение к вам в худшую сторону не поменяется. Я прослежу.
- Я вам почему-то верю.
- Мне это приятно. Значит, наши разговоры будут конструктивны и честны. – Сезонов кивнул, расслабляясь. Что ж, кажется за короткое время он успел добиться важного результата и расположить к себе толстокожего в эмоциональном и психологическом плане пришельца.
Прояснилось следующее: Ягосор уже много недель живет в одном просторном кабинете управления, откуда вынесли большую часть предметов служебной и деловой обстановки, оставив стол и стул, принеся постельные принадлежности и раскладушку, чтобы пришельцу было где спать. К нему ни в Новосибирске, ни здесь, в Омске, как он сам считает, не относились и не относятся как к заключенному или опытному экспериментальному объекту. Да, он ограничен и несвободен в передвижениях, общении, действиях, но, по его выражению, старается понять местный народ: мол, так надо, так здесь, на планете, делают – ограждают непонятных новеньких от общества, чтобы не навредить (хотя большой вопрос, чье на кого влияние быстрее пагубно скажется).
Кормят его трижды в день. В еде инопланетный гость неприхотлив: ест то, что дают. Никакой отрицательной реакции со стороны организма, не воспитанного на чужой здесь для него пище, «земная» еда любой гастрономической кухни не вызывает. Первые дни пребывания на планете Яго питался плохо, почти ничего не ел, поскольку подозрительно относился ко всему, что ему подносят в тарелках и стаканах; некоторые блюда он вообще никогда не видел и не пробовал. Но голод и мышечная слабость взяли свое, он решил распробовать всё, что ему приносили. Вскоре обнаружилось, что он охотно питается любым съестным и в целом готов потреблять одни и те же блюда и напитки несколько дней кряду.
Одеждой его обеспечивают за счет бюджета управления: финансовый план на последний квартал года пришлось несущественно, но подкорректировать. На Ягосора приобрели три комплекта одинаковой одежды осенне-зимнего сезона. Мозг пришельца был удивительно мобилен и быстро подстраивался под реалии новой жизни, поэтому Яго еще в Новосибирске быстро перестал бояться и раздражаться от новых для него звуков и предметов окружающего, в считанные дни научившись пользоваться практически всеми благами современного человечества: от электрического чайника до транспортного средства. Не ясно, насколько законы физики отличны и разнились на Земле и Галактионе, однако все природные явления в этом мире инопланетный гость воспринимает как должное и естественное здесь, где ему суждено пробыть неизвестно сколько – может, даже навсегда.
Почти каждый день Яго подвергается, что называется, исследованиям. В центре медицины ему назначают одни и те же анализы, он сдает одни и те же нормативы, его направляют на одни и те же обследования. Параметры и объемы, которые требуется достичь, постоянно корректируют и наблюдают, как изменяется тело галактионца, его организм, реакции на раздражители и перемены. Регистрируют причинно-следственные, зависимые связи, отсутствие таковых, фиксируют постоянства или нестыковки в полученных данных. Как выяснил Сезонов, послушав Ягосора и ознакомившись с медицинской карточкой галактионца, по всему выходит, что он действительно неотличим от представителя человеческого рода. Исключительное отличие от землянина ему даруют темные кровяные тельца и клетки, которые невероятным и пока необъяснимым образом хамелеонят, когда галактионец оказался на планете иной звездной системы с другим атмосферным давлением и воздушно-газовым составом.
Выслушав достаточно длинную, но не монотонную речь Ягосора, Сезонов обратил лицо к зеркальной поверхности и приподнял бровь, зная, что служащие увидели его взгляд и, надеясь, истрактовали верно: мол, что, правду всю сказал ваш галактионец, не соврал нигде, не приукрасил?
- Надо перерыв устроить, Валерий Игоревич. Пора, – произнес голос Калдыша в наушнике. – Сейчас к вам придут спецы, заберут его на отдых.
- Понял, – сказал подполковник и развернулся к Яго: – Сейчас сделаем перерыв. После продолжим еще, вы готовы?
- Я хоть сейчас готов. Но понимаю, что наговорил тут достаточно, чтобы дать вам время прийти в себя после услышанного.
Галактионец дернул уголком губ, при этом глаза у него были прищурены.
- Приятно слышать, что желаете беседовать, – кивнул Сезонов.
- Я неделями не говорил, а тут такой повод язык разболтать, – хмыкнул Яго.
- Какой повод? До этого с вами тоже пытались наладить диалог. Это был ваш выбор, что вы избрали тактику молчания, а мне решили открыться. При этом вас сейчас слышат и другие, еще четыре человека за стенкой.
- В лицо им неприятно смотреть. Вы иной.
Сезонов не понял, что галактионец имел в виду, а сам Яго не продолжил. Двери позади подполковника открылись.
Сезонов сам не заметил, как при разговоре с галактионцем сидел к нему в открытой и доверительной позе, склонившись к столу, вопреки наказам о безопасном поведении, а Калдыш даже не предостерег его в микрофон – видно, лейтенант сам оказался под гипнотическим воздействием пришельца. Вошедшие спецназовцы, с обеих сторон подойдя к пришельцу, отстегнули ножные ремни, требовательно, но не грубо схватили под локти. Сезонов поднялся вместе с Яго и пропустил военных с галактионцем вперед, успев поймать на себе сложно трактуемый взгляд, которым одарил его инопланетный гость.
Выйдя в коридор вслед за спецназовцами, подполковник наткнулся на ожидавшего у комнаты Селиванова. Тот, пышущий нетерпением узнать о впечатлениях Сезонова от близкого контакта с пришельцем, смотрел на московского сослуживца.
- Валерий Игоревич, вы какой-то волшебник, чес-слово. Разговорили этого молчуна, как вам удалось?
- Вы слышали разговор? С какого момента? – Сезонов посмотрел в спину полковнику, который, обогнув его, вошел в комнату и взял со стола карандашный рисунок.
- Буквально минут десять, может четверть часа назад зашел понаблюдать – и увидел, услышал большие успехи, – негромко произнес Селиванов, внимательно разглядывая рисунок инопланетного зверя. Секунды спустя он развернулся к Сезонову, помахав листом: – Приобщу к материалам, если вы не возражаете.
Полковник перевел взгляд на тонированное стекло, будто прошил тяжелым взором, чтобы всем четырем сотрудникам управления по ту сторону стены стало предельно ясно, насколько важен этот рисунок. Раз уж так сложилось, раз на камерах они увидели нарисованную на листе щетинисто-пластинчатую зверюгу совершенно не с планеты Земля, придется приоткрыть перед ними небольшую завесу военной тайны.
Селиванов вышел из комнаты, обставленной камерами, закрыл дверь и пригласительным жестом указал Сезонову в кабинет. Их как ждали: техники и военные устремили на старших офицеров молчаливо-вопросительный взгляд, готовые услышать нечто вроде введения в курс «Что за животные с карандашного рисунка». Они будто поняли, что с большой долей вероятности речь пойдет о страшном хвостатом чудище с наброска подполковника.
- Итак. Уважаемые товарищи присутствующие, – полковник понизил голос, оставшись стоять спиной к входной двери и зрительно убедившись, что в кабинете осталось лишь шестеро, включая его самого. Техники, сидя на вращающихся компьютерных креслах, развернулись лицом к Селиванову, сложив руки на подлокотниках. Владыкина стояла рядом с Калдышем у стола. Сезонов шагнул к сейфу.