- Они так сделали: запихнули меня в корабль, что-то разгромили, а что-то забрали с собой, обещая не трогать моих родных… Оснований верить им у меня не было. Я до сих пор не представляю и не знаю, жива ли семья или давно уже нет… Но живу последней, крохотной надеждой, что их обошла стороной страшная участь.
- А что же будет с нами? – спросил Ягосор. Случайно найдя такого собеседника, как Лин, юноша уже не хотел с ним расставаться, терять контакт – Лин стал единственным, с кем можно поговорить и скрасить мрачные будни в камере.
- Думаю, сначала всех какое-то время продержат в изоляторах, до тех пор, пока не создадут «комиссию покупателей», – произнес Лин, развернув лицо к отверстию. – Потом тебя как вещь продадут кому угодно из любой точки мира, кто выложит за тебя самую крупную сумму, и ты станешь его рабом. Несчастных, которые не подошли покупателям по каким-либо параметрам, насколько знаю, отправляют в тюрьмы или рабочие лагеря. Поэтому уже сейчас тебе надо знать свои лучшие стороны, чтобы перед «комиссией» представить себя в лучшем виде. Рассказать про свои способности и возможности, чем умеешь заниматься. Вот я, к примеру, профессиональный врач. Я ценен, поскольку могу лечить своего будущего господина. Я даже буду на ином, лучшем, положении, чем другие его рабы, но всё равно подневольным. Ну а ты, Ягосор? Ты что умеешь?
Юноша задумался.
- Не знаю. Я обучался в военном корпусе…
- Тебя тут же отправят на войну, несмотря на возраст, – перебил его Лин, цокнув. Он хотел сказать что-то еще, но тут оба услышали приближающиеся шаги коменданта.
- Быстрее, заложи отверстие, – прошептал Лин. – До завтра, Ягосор.
- До завтра.
Юноша вставил кирпич на место и надавил на него, а потом прыгнул на лежанку, сразу пожалев, что так сделал: бок и спину пронзила боль, которая, к счастью, скоро утихла.
Слушая шаги и ворчание Макция, Ягосор думал о Лине и молодой девушке, вступившейся за него. Кто она? Подружка коменданта? Или он нанял ее из публичного дома? Хотя это было неважно: юноша всё равно ее больше никогда не увидит.
***
- Затем всё произошло слишком быстро. Я даже не ожидал.
Галактионец развел ладони, скованные наручниками:
- На утро наш изоляторный сектор отправили на распределение – готовить к ярмарке, к «комиссии покупателей». Тем же вечером состоялся первый смотр. Я был куплен сразу.
Тут Яго замолчал. Когда, казалось, молчание затянулось дольше, чем следует, Сезонов осторожно спросил:
- К кому вы попали?
Ягосор посмотрел на него, сияя восторженной улыбкой. К чему бы?
- Я оказался очень везуч. Меня купил командующий военно-наступательной группой армии имперора Отелло. Тогда я понял: это шанс, чудесный шанс, данный судьбой, поквитаться за свою семью и народ. Я жил одной злобой, одной лишь местью и перестал бояться имперорских выродков. Я всеми силами думал приблизить тот день, когда лично убью Отелло, хоть даже не представляя, как это сделать, каким образом уничтожить.
- И вам удалось?
- Да.
- Но через что вы прошли, идя к этому, боюсь представить.
- Через боль и унижение, пот и кровь, свои и чужие. Но один я бы не справился. В эти тяжелые годы я сумел найти двух хороших товарищей. Один из них – Лин, тот самый, с которым я познакомился в изоляторе. Он пожертвовал своей жизнью, чтобы приблизить меня к свободе и к моей цели.
- Что произошло? – подполковник отложил ручку. Яго вздохнул:
- Изначально, после покупки, изнуряющими тренировками меня готовили к будущим битвам на стороне войска Отелло. Но спустя месяц, как я оказался в тренировочном лагере, меня оттуда и забрали: для потехи народу, над которым имперор держал власть, нужны были гладиаторы на публичные игрища. Из обучаемых новобранцев лагеря выбрали несколько молодых и сильных, в том числе меня. Несколько лет я был рабом-гладитором. Множественно раз избит и изранен натренированными бойцам и зверями на арене. Но не убит. Не сломлен. Стал любимчиком публики. Я был страшно изумлен, когда среди новых гладиаторов однажды увидел Лина. Рассказал ему, как оказался здесь и что хочу совершить. Спустя несколько дней, всего на первом игрище Лина на арене, мы остались в живых вдвоем. По правилам только один выживший считается победителем. Лин убил себя, проткнув мечом. А я получил свободу.
В этот раз молчание было тяжелым. Сезонов до сих пор сложно представлял, сколько мук вынес на своих плечах тогда юный Ягосор. Слушать рассказ галактионца было тяжело и служащим за стеной: Калдыш нервно тер подбородок, до конца не веря, что столько испытаний враз свалилось на голову Яго и он их все вынес; на лице Владыкиной тревога сменялась печалью; ненадолго оказавшийся в кабинете на середине рассказа Селиванов сжимал челюсти и вглядывался в пришельца, видя в нем несправедливо изувеченного судьбойчеловека.
- Сорок минут давно прошли, Валерий Игоревич. Уже больше часа, – послышался в наушнике негромкий голос Калдыша. – Перерыв?
- Передохнём? – Сезонов вопросительно посмотрел на Ягосора.
- Давайте, – тот вздохнул и потер пальцами переносицу.
В комнату вошли спецназовцы. Когда Яго вывели, Сезонов неспешно вышел следом, медленно закрыл дверь, тихо щелкнув замком, и неторопливо шагнул в кабинет. На него обратились четыре пары глаз: техники тоже оказались под сильным, даже неизгладимым впечатлением, но не от умения Сезонова разговорить пришельца на длительный диалог, а от трагической истории жизни последнего.
- Фантастическая в своей драме история, – покивал Калдыш, оглядывая всех в кабинете. – Мне интересно, что же было дальше. По его истории фильм снимать можно! Согласитесь: такого в реальной жизни не могло произойти! Потому что всё это слишком трагично и тяжело, не верится, что на одного человека, вернее, пришельца выпало столько ужасов. Он пережил столько потерь. И живет с этим столько лет. Кошмар.
- Это чудовищно, – тихо сказала Владыкина, соглашаясь. – Правда не верится. Теперь я не хочу думать, что он может быть опасен: тот, кто вынес столько горестей… У него просто никаких сил не останется творить зло! Он когда-то опустошен всем этим, а на сегодня эмоционально истощен, чтобы взяться за плохое, ненавистничать.
- Не соглашусь. С другой стороны: кто видел и перенес на своей шкуре столько зла, того наоборот этот перенесенный негатив подстегивает на новые мести и новые злости. Они копятся и в один день выливаются в пакость вселенского масштаба, – сказал лейтенант.
- Но наш объект всё же соответствует точке зрения Екатерины, что наглядно показывают события предшествующих месяцев, когда он молчал в Новосибирске и работал в депо в Омске, никому не навредив. Ну, почти никому. – Сезонов посмотрел на Владыкину и Калдыша.
- Пока соответствует. Сейчас вслух вспоминая и заново пережив эти годы, в нем может проснуться злоба, которую он таил на тамошних врагов, которую не успел на них до конца вымести в силу попадания в наш мир и которую теперь пойдет вымещать на невинных людях здесь, – заметил лейтенант.
- Может и да, а может и нет. В любом случае сейчас мы не ведем речь об усилении или ослаблении охраны Ягосора в этом здании в качестве проверки обоснованности заявлений каждого из вас, прошу заметить. – Сезонов перевел взгляд с одной на другого. – Это не предмет настоящего обсуждения. Всё остается по-прежнему.
- Так точно, ясно. – Владыкина и Калдыш кивнули.
- Звук и видео хорошо идут? – подполковник подошел к столам техников.
- В лучшем качестве, – заверили те, продемонстрировав отрывки частично обработанной первой части встречи в комнате.
- Сегодня, думаю, ограничимся историческими сюжетными поворотами его жизни в своем мире. Завтра попробуем прощупывать почву на предмет пребывания на Земле. Это в идеальном варианте, если всё пойдет хорошо и он захочет продолжить разговор, – вслух рассуждал Сезонов и посмотрел на Екатерину: – Его сегодня не должны куда-то забрать?
- Нет, сегодня он в полном вашем распоряжении, – заверила та. – Завтра в первой половине дня его посещает внештатный клинический психолог, затем он свободен до ночи.