- Сколько попыток сбежать из-под стражи вы предприняли? Включая случаи в Новосибирске?
- Четыре.
- И что вам мешало – или кто? За исключением последнего, позавчера, во дворе управления.
- До сих пор наблюдаю за собой, что мой организм как-то странно и непонятно порой реагирует. Беспричинно. Меня может и шатать, и спать я могу целые сутки, или вообще долго не спать, и рвёт, будто тухлого чего нажрался.
«Давление поди», –смешно подумал Сезонов.
- Именно в минуты побега на меня резко и внезапно что-то накатывало. Накрывало. Я слабел и уже не мог дать отпор преследовавшим и поймавшим меня. Не представляющего опасности в подавленном таком состоянии, отправляли обратно, – закончил Яго.
- Зачем хотите сбежать?
Молчание.
- И сейчас думаете о побеге? – довольно провокационный вопрос, еще и в присутствии в помещении вооруженного бойца.
Губы Яго искривились в подобии ухмылки:
- Ну а кто о нем не думает. Покажите мне на того, кто, испытывая ограничения в действиях и перемещении, не мечтал бы удрать подальше на свободу.
- Я вам не рекомендую вновь пытаться бежать.
Галактионец хохотнул. Спецназовец за его спиной подобрался и переместил на автомате руки.
- Да я и не хочу уже особо. Будто бы… запал пропадает.
- Итак, с вашего позволения поговорим о вашей жизни уже здесь, на нашей планете, в нашей стране, – прочистив горло, сказал Сезонов. – Как часто и много вы думали – или даже продолжаете думать, до сих пор, – что жизнь ваша теперь навсегда связана с этой планетой? Что вы оторваны от своего края? Потому что, может вам это неизвестно, и я не знаю сам, как работают физические законы в ваших землях, но у нас на Земле еще не найден способ перемещения во времени и пространстве по щелчку пальцев или путем попадания в какую-нибудь яму.
Подполковник решил начать именно с этого, наверное, самого неприятного вопроса из приготовленных на сегодня, поскольку надеялся на честный ответ. Слова, произнесенные галактионцем, выйдут с искренней тоской и болью или недовольством и злостью, очищенные от каких бы то ни было эмоциональных примесей.
Ягосор переменился в лице, словно собирается взвешивать каждую фразу, которая и так будет тяжелой. Думается, он осознаёт, что заполучил на Земле клеймо чужака, хоть и сам зрительно сделал очевидный вывод, как явственно схож внешностью с каждым человеком здесь. Он никогда не станет землянином, человеком по рождению. Отныне лишь своим адекватным поведением и хорошим отношением к окружающему он может снискать репутацию гражданина. А когда (ну, или если) придется прятать его среди россиян, галактионец путем восстановления документов должен превратиться из грана Ягосора в Александра Креплова. Эту мысль Сезонов культивировал в гостиничном номере уже за полночь, но до конца так и не довел, решив продолжить оформлять ее на свежую, выспавшуюся голову.
- Я не верю, что свыкнусь с этим до конца. С тем, что никогда не вернусь на Галактион. Хотя и там меня ничего уже и не держит: царство пало, родных нет, друзей тоже – всех перебили, а народ во власти оккупантов. Я, может, и сумел бы встать во главе колонны, которая будет биться против врага во имя павших близких. Если бы мог вернуться. Но изменил бы ситуацию в корне? Вдруг уже поздно: народ смирился с поражением, у него нет лидера, который поведет в атаку... Пути назад отрезаны. Я и сам понимаю. Жалею ли? Жалеть бы мог, если знал, что есть шанс вернуться. А поскольку шансов нет, то и жалости тоже. Злюсь ли? Конечно. На себя. Что, возможно, мало сделал или не сделал ничего, что мог бы в какой-то конкретный момент. Но вопреки ситуации почему-то сам до этого мозгами не допёр. Ненавижу. Гневаюсь. Вот на мат бы ваш русский перешел, но… – Яго вздохнул и косо посмотрел в зеркальную стену. – Но что я этим изменю. Только самому чуть полегчает. А там, в моем мире, где-то за триллионы расстояний отсюда, ничего не поменяется.
Некоторое время все молчали: и Сезонов, глядя на пришельца; и хмурый Ягосор; и Калдыш в наушнике. Разводить сантименты наказа не было. Следует двигаться дальше. Тут не тургеневская повесть про кисейных барышень, чтоб сопереживать, с одной стороны. Идет допрос инопланетянина, который потенциально представляет опасность для окружающих. Полковник осторожно переключил внимание Яго на себя и продолжил задавать вопросы, порой сводя монолог галактионца на формат беседы, когда сам разбавлял речь пришельца своими уточнениями.
В этот раз продолжительность беседы в каждом из трех состоявшихся раундов была увеличена до астрономического часа. Возвращаясь в перерывах в кабинет, Сезонов замечал медленное, но оттаивание Владыкиной и Калдыша. Их, как и вчера, захватывала история Ягосора, и оба, развесив уши, постепенно забывали о нетипичном и не вполне нормальном поведении подполковника вчерашним днем.
Само же продолжение восстановленных из памяти Яго прошедших недель и месяцев было не менее интересным, чем сутками ранее. По его же словам, он помнит лишь несколько первых секунд, как оказался на Земле: река, лес, затянутое облаками небо, двое людей. После последующего тяжелого мысленного провала галактионец фокусируется на больничной палате и десятках врачей. Едва ему становится лучше и он в состоянии не просто стоять на ногах, но и ходить, брать предметы в руки, эти врачи отправляют его на непрекращающиеся скрининги и периодические анализы. При этом все эти долгие недели его держат в одном здании, не выводят на улицу ни под каким предлогом и всеми силами стараются, чтобы ни одна живая душа (за исключением пары-тройки уведомленных силовиков) за пределами стационара о нем не узнала. Но вот подворачивается Его Величество Случай– и Ягосор сбегает, следуя по наитию: мимо городов, по автотрассам, ночуя при заправочных станциях и придорожных мини-отелях за работу, которую в состоянии выполнить, дабы получить порцию пищи и койко-место для нескольких часов сна. Дни спустя накатывает осознание, что это не жизнь, как он существует сейчас, хоть даже и прячась от людей в белых халатах из Новосибирска. Яго приходит к мысли, что скрываться надо не тайком, а быть на виду у всех. Сходство с проживающими в стране гражданами идет на пользу, тем более никто не знает о пришельце, неотличимом от обычного здесь мужчины. Потому решено слиться с горожанами – именно в это время Яго следует мимо Омска.
Далее он пытается стать частью общества и начать жить как все: ходить на работу, зарабатывать деньги и на полученный доход покупать еду и одежду. Первый день галактионец не знает, куда податься и с чего начать, но на утро второго дня пребывания в городе читает объявление о наборе водителей в транспортное управление. Веря, что слово «транспорт» на Земле означает то же, что и на его планете (а водить он умел), Ягосор обращается напрямую к начальнику депо. Не имеющего документов, удостоверяющих личность, без водительских прав, подтверждающих стаж вождения в России или ином государстве, Яго принимают за апатрида и всё же берут в учебный центр, оформляя временные справки и ставя на учет. С собственной придуманной биографией и личностью галактионец приступает к обучению, а недели спустя уже выходит в свой первый внутримуниципальный рейс.
На сцене вновь появляется Его Величество Случай. Офицер местной военной части, оставив свой личный автомобиль в сервисе на ТО, следовал к своему месту службы на троллейбусе, которым управлял Яго. К этому времени все войсковые части Дальнего Востока и Сибири, под подпись ознакомленные с приметами сбежавшего из Новосибирска инопланетянина, вели пока еще безуспешные его поиски. Военный офицер узнал Яго в отражении, случайно взглянув в салонное зеркало заднего вида, когда дверь в водительский отсек была открыта. Прибыв на место службы, офицер тотчас же связался с компетентными людьми. Спустя пять часов в депо тихо пришли сотрудники управления ФСБ, тихо скрутили Яго, дождавшись его возвращения со смены, и тихо в темном микроавтобусе с тонированными стеклами увезли, как сказали бы, «в неизвестном направлении». С тех пор и поныне галактионец живет – существует – в Омске на том же положении, что и в Новосибирске: никуда не ходи, нигде не светись, куча исследований и поиск правды – кто он такой. Если с работниками транспортного депо Яго хоть немного разговаривал, то с омскими силовиками продолжил молчать так же, как и с новосибирскими, стоило медикам или военным обратиться к нему с любым вопросом. И не выдавливал он из себя фраз длиннее пяти слов до тех пор, пока вчера не увиделся с ним – подполковником Сезоновым.