- Принято, командир, – произнес он.
- Отлично. Тогда – по моей команде.
Оба снялись с места и ринулись в сторону входной группы, пробегая за широкими контейнерами для строительного мусора, надеясь, что в утреннем сумраке их движущиеся фигуры плохо различимы. Невозможно определить, со скольких точек ведут обстрел, хотя бы потому, что на анализ и разбор этих данных нет времени – драгоценные секунды нужны лишь, чтобы успеть скрыться в здании. Дважды стреляли, но не попали. Лишь впрыгнув внутрь долгостроя и прижавшись к стене, Сезонов и Яго позволили себе пять секунд на отдых.
Подполковник оценил пространство. Одна трехэтажная бетонная коробка, просматриваемая на всю длину, без напольных стяжек, с неготовыми перекрытиями сверху, даже частично без потолочной кладки. Рамы, стекла и двери не установлены, где-то от набегающего ветра шуршит клеенчатый материал. Либо это ходит стрелок. И, может, не один. Паршиво, что освещения внутри нет. Нечетко обрисованные силуэты стройматериалов подстегивали взвинченное сознание фантазировать об опасностях из каждого темного угла, которых было в избытке.
Сезонов прислушался. Затаил дыхание и Яго. Обманчивая пугающая тишина.
Подполковник медленно отделился от стены: нужно оценить, свободен ли путь, чтобы вот так, малыми перебежками, приближаться к другому концу здания, который в таких близких, но таких далеких двадцати метрах.
- Будь осторожен. Следуй за мной, когда разрешу, – шепнул Сезонов и выглянул в смежный коридор. С верхних этажей прямо над ними, как он уже оценил, шорохов не слышно.
Подполковник пару коротких мгновений вглядывался вглубь здания, в его открытую темную пустоту. Тревожило нечто необъяснимое. Интуиция? Что-то за быструю секунду разрослось внутри и шестым чувством указало на опасность, даже когда глаза еще не успели увидеть.
Сезонов уже поманил галактионца – тот уже выступил в пространство дверного проема рядом с ним, – как тут же впечатал ладонь ему в грудь и со всей силы оттолкнул.
Послышался глухой, едва различимый щелчок, а вместе с ним пришла и острая, жаркая боль, словно тело проткнули раскаленным прутом. Сезонов не успел понять, как всё произошло. Бок неумолимо ныл и пульсировал. Пуля прошла навылет: по спине и животу сочилась теплая кровь, внутри всё горело.
Стрелок… Глаза не увидели, но интуиция опередила... Почему он не выстрелил в голову, сердце? Целил ли вообще или стрелял наобум? Хотя какое это уже имеет значение.
Неужели у него, подполковника, именно такой конец.
Послышался новый выстрел, звук удара и падения, человеческий возглас. Сезонов не поднимал лица и глубоко дышал, накрыв обеими ладонями входное отверстие, старался не паниковать и не позволять боли вытягивать из себя силы. Но, кажется, противостояние неравно. Участившееся от волнения дыхание дрожало. Кровь пропитывала одежду и обманчиво грела туловище.
Кто оказался спасителем, предупредил новый, возможно, смертельный выстрел прямо в него? Думается, сам Яго. Но ему же было велено не высовываться!
Повело куда-то в сторону. Подполковник рухнул на колени, чуть не растянувшись на мерзлом, припорошенном снегом бетонном полу. Оперся одной рукой о холодный строительный блок, оставив на нем своей ладонью кровавый след. Долетавшие звуки казались разодранными на клочки в пространстве и времени. Мир перед глазами шатался.
Новый короткий возглас: какой? чей? Он не разбирает. Что-то ударилось о пол. Следуют новые звуки: бег? топот? Сезонов понял, что не сможет подняться: просто нет сил– боль забирает их все без остатка. Прескверно.
Рубашка и китель намокли от крови, прилипли к телу. Зимняя куртка увлажнилась. Ладони, прижатой к животу, влажно и горячо. Подполковник боялся скосить глаза вниз и оценить масштаб ранения. Вряд ли, конечно, всё может быть хорошо.
По ушам резко ударил голос, оказавшийся совсем рядом. Сезонов моргнул, пытаясь стряхнуть пелену, покрывавшую взор. Все мышцы, секундами ранее еще тугие, будто отключили – он разом ослаб. Рука соскользнула с блока. Тело завалилось. Он упал, тяжело дыша. Перед собой, в десятке метрах над ним, он видел перекрытия, застеленные укрывной пленкой – он определил ее по шороху. Всё почему-то удалялось, рябило, тускнело…
Боль распространилась к грудине и пояснице. Знобило – от страха, от осознания всей паршивости ситуации. Если мозг еще в состоянии распознавать боль и понимать опасность, значит, сознание еще сохранено, он еще жив… Долго ли?..
В поле зрения внезапно возник растрепанный, раскрасневшийся и запыхавшийся Яго. «Эй! Вы как? Слышите меня?» – голосил тот. (Надо же, он еще может слышать: слух подводит, но вырывает нужные фразы.)
Сезонов тяжело кивнул и попытался встать: оперся слабой рукой о пол, но едва приподнял тело на жалкие сантиметры, как упал обратно, зажимая рану на животе.
- Сможете идти? – галактионец тронул его за плечо, заглядывая в лицо. Вид у него одновременно сосредоточенный и взволнованный.
- Нет… – прошептал Сезонов, мотнув головой на полу.
- Я донесу вас на себе.
Ягосор, бегло осматривая его, прикидывал, как можно бы перенести подполковника в безопасное место, но тот, сглотнув, набрав в легкие насколько хватило воздуха, произнес:
- Оставь меня… Беги назад, к полковнику…
Язык заплетался сам собой. Это невозможно контролировать. Стоило титанических усилий открывать рот и произносить короткие фразы, фокусировать взгляд (и всё равно ничего не видеть), бороться с опустошающей тело болью.
- Возвращайся к Селиванову… Скажи, как есть… Он передаст… Уходи скорей… Только будь осторожен… Здесь... опасно...
Веки захлопнулись сами собой. Так же, как и внезапно пропал голос. Как и резко оборвались звуки вокруг.
Ничего, кроме кромешной тьмы и пугающей беззвучием тишины.
ДЕНЬ 5... 6
Давящий мрак. Оглушающее безмолвие. Он научился прорываться сквозь них. Правда, не с первого раза, но прорывался. Он не мог вообразить, что тишина и тьма могут быть его вечными спутниками до скончания времен. Только не сейчас.
Порой верилось, что очередное опасное ранение– последнее для него. Но ведь он умел возвращаться из пекла, восставать из развалин, возникать из осколков – всегда это делал. Он же вышел оттуда, откуда не вернулись его товарищи по отряду больше десяти лет назад. Что же могло поменяться?
Нет, он и сейчас разрушит эту стену. Будет бить руками и ногами, но сравняет с землей преграду, мешавшую на пути.
Первый удар – правой. Теперь – левой. Правой, левой. Правой, левой. Теперь ногой, другой. Тьма сопротивляется, но он тоже силен. Он не сдастся.
Наконец что-то под его руками треснуло и разрушилось.
Но ничего не произошло.
Та же тьма. Та же тишина.
Может, тьма не перед ним? Может, в нем? И он только зазря молотил воздух?
Тогда открой глаза! Распахни сознание! Ну же!
Перед взором плясали белесые пятна, вызывающие головокружение. Во рту –кислый привкус. Ощущение, будто всё тело залили бетоном. Где-то воет сирена – или только в его голове? Навязчиво, назойливо, противно, аж до боли…
К белым пятнам добавилось еще одно, темное, не такое прыгучее, вытянутое в пространстве. Со стороны пятна прошелестел неразборчивый голос. Шелестел и шелестел, словно опавшие осенние листья, гонимые ветром по газону. Потом шепот превратился в отдельные несвязные звуки. Кажется, вечность спустя они облеклись в слова. И голос был смутно знаком, только непросто вспомнить, кому он принадлежал.
Какие-то глупые, бесформенные образы и видения: шорох и шепот, несвязный язык, танцующие пятна…
- Вы… ка… эй… слы… что… сва…
Воздух рядом взреза́лся короткими фразами, обрывками слов. Темное пятно шагнуло еще ближе. Почти нависло. Сейчас оно его поглотит…
Но чем ближе оно приближалось, тем очертания становились яснее. Пятно превратилось в лицо Ягосора. Сезонов видел его нечетко: перед глазами плывет, и пол, и стена оставались пятнами, уменьшающимися и, наоборот, увеличивающимися. В этом видении Яго был жив. Хоть бы он сумел спастись по-настоящему.