— Мы здесь надолго, мам? — поинтересовался Костик.
— Спроси что-нибудь полегче, — ответила я, не зная, распаковывать вещи или нет.
Барахла у Костика было предостаточно, я же брала себе только смену белья, майку, купальник, длинную футболку и спортивную олимпийку на тот случай, если вечером станет холодно. В общем, придется мне довольствоваться джинсовой юбкой и менять футболку, что была на мне сейчас, на майку, валявшуюся в сумке.
"Э, что это ты, милашка? — одернула я себя. — Нас что, тут всю жизнь держать собираются?"
Я подошла к двери, ведущей в коридор, и дернула ее. Она была заперта снаружи. Как, впрочем, и следовало ожидать. Правда, практически сразу же после того, как я ее дернула, ключ в замке повернулся, дверь распахнулась, и на пороге появился верзила в майке-тельняшке, подчеркивающей мощнейший торс. На правом бицепсе выделялась татуировка — якорь с надписью "Северный флот".
— Чего? — вопросительно уставился на меня моряк.
— "Чебурашки" нет, — встрял Костик.
— Чего? — повторил моряк, переводя взгляд на моего сына.
— Где "Чебурашка"? — спросил Костик. — Почему нет "Чебурашки"?
Я молчала, не принимая участия в этой высокоинтеллектуальной беседе.
— Сейчас узнаю, — заявил моряк, закрыл дверь, повернул ключ в замке и удалился — по крайней мере я слышала топот ног, спускающихся вниз по лестнице.
— Ты уверен, что он тебя понял? — обратилась я к сыну.
Костик ехидненько захихикал и ответил:
— А мы сейчас посмотрим. Как настоящие герои поступают с террористами?
Я не представляла, что с ними делают и ненастоящие, а главное — простые российские граждане, каковыми являлись мы с сыном.
— Они их ней-ней… нейтрализуют! — наконец выдал Костик. — Надо осмотреть нашу темницу. Какие тут есть средства борьбы с врагом? Нужно использовать все, что тут отыщется и что враг нам оставил.
И Костик принялся за дальнейшее исследование нашей "темницы". Правда, предоставленную нам комнату так назвать я бы не решилась: из трех окон, хоть и небольшого размера и закрытых решетками, света внутрь попадало достаточно. Мы вполне могли насладиться окрестным пейзажем — лесом, полем и дорогой, заканчивающейся у особняка. Других домов, насколько я помнила, вокруг не было, из окна тоже ничего похожего на человеческое жилище не просматривалось. Если и удастся отсюда сбежать, то не знаешь, куда выйдешь, если двинешься по этой дороге… Не в лес же углубляться? С другой стороны, только в лесу и можно скрыться. В поле и на дороге сразу же заметят.
Пока мы ехали сюда, машины здорово петляли — наверное, чтобы запутать меня. Глаза-то нам с сыном не завязывали. Вначале стояли какие-то дома, я что-то пыталась запомнить, потом бросила это занятие — и вдруг мы оказались на пустынной колее, по обе стороны которой вдаль уходили поля. И затормозили у этого средневекового замка. Что было перед поворотом? Нет, не вспомню. Я тогда уже запуталась. Да и местность эту совсем не знаю. Знаю только дорогу к тетке, а что по ее сторонам… И как отсюда убежишь? С такими головорезами в охране?
"Главное, — решила я для себя, — выяснить, что похитителям от нас надо. В общем-то, разместили нас, как дорогих гостей, если не считать решеток на окнах".
Моряк все не возвращался. Костик осмотр комнаты закончил, взял из холодильника банку колы, вытащил из сумки книжку русских народных сказок и углубился в чтение. Я решила выстирать майку и белье, чтобы иметь смену.
Когда я их уже развешивала на леску, на которой держалась закрывающая ванну непромокаемая занавеска, дверь в нашу комнату открылась и на пороге возник моряк в сопровождении невежливого бандерлога, ультимативно потребовавшего на шоссе, чтобы я вылезала из машины.
— Принесли? — невозмутимо спросил Костик, устроившийся в кресле.
Молодцы ему не ответили, вместо этого заглянули в ванную, увидели меня, развешивающую белье, выпучились, я же невозмутимо отвернулась и принялась расчесываться, наблюдая за тюремщиками в зеркало. Молодцы хмыкнули.
Костик поднялся с кресла и дернул моряка за штаны. Уж если моему ребенку чего захотелось, то так просто от него не отделаешься. Тюремщики, правда, об этом пока не знали.
— Дядя, ты принес мне "Чебурашку"? — снова спросил Костик у моряка.
— Чего? — опять удивился тот.
Мне хотелось поинтересоваться, знает ли представитель Северного флота еще какие-то слова, но я решила пока поумерить свое любопытство.
— Зачем он тебе? — спросил второй.
— Мама собиралась сегодня меня мыть, — ответил Костик.
— Чего? — снова выпучился на сына моряк.
— Не понял, — признался бандерлог.
— Чего тут непонятного? — спросил мой сын.
— Все, — сказал бандерлог.
По крайней мере, этот — человек честный, порадовалась я. Не понимает и смело признается в этом. Пытается докопаться до сути. Похвально. Но как бы нам побыстрее избавиться от общества обоих и продолжить свой путь домой?
— Ребенок, объясни подробно, — попросил бандерлог, устраиваясь на кровати. Кровать скрипнула.
Моряк занял одно из кресел. Я решила, что мне тоже следует поприсутствовать при беседе, и устроилась на подоконнике, предполагая, что следующие полчаса должны пройти очень интересно. Хоть развеем рутину привычных будней. Когда еще возьмут в заложники, да в такие ценные, судя по предоставленным условиям? Я вообще считаю, что по возможности нужно стараться от всего получать удовольствие. Ведь в любом явлении есть что-то положительное. Только не каждый его видит — или просто не хочет видеть. Если мы с сыном тут развлечемся, поживем на халяву (хоть денек) — не так уж плохо. А может быть, даже хорошо?
— Мама собиралась меня сегодня мыть, — начал Костик свои объяснения, потому что в понедельник отключают горячую воду, а раз в понедельник, то ее может не быть уже в воскресенье вечером, и завтра все станут мыться, и напор будет плохой, потому что мы живем на последнем этаже.
— Вода будет все время, — заявил бандерлог. — На всех этажах. Можете не беспокоиться.
— Не будет, — настаивал Костик. — Если объявление повесили, что отключат, то отключат. А мыться к бабушке я не поеду.
— Помоешься здесь, — бандерлог, кажется, начинал что-то понимать.
— Здесь нет "Чебурашки", — покачал головой мой сын.
Мы опять вернулись к исходным позициям.
— Тебе тамагочи мало? — спросил бандерлог, кивая на лежащую в изголовье одной из кроватей игрушку.
Значит, все-таки знает, что это такое? А возможно, проконсультировался у начальства? Или на шоссе вся компания была так увлечена процессом захвата, что не воспринимала иностранные слова? Плохо они проникали в серое вещество, скрытое пуленепробиваемыми лбами. Игрушка-то, по-моему, как раз предназначена для существ, находящихся на интеллектуальном уровне наших похитителей. Или для детей в возрасте моего ребенка.
— А он-то здесь при чем? — удивленно посмотрел на дядю Костик.
Молодцы решили обратиться за объяснениями ко мне. Но я не стала просвещать их по поводу наших семейных привычек, вместо этого поинтересовавшись, долго ли господа собираются нас здесь держать. Я предпочту погреть воду у себя на плите, чтобы вымыть сына в своей старой чугунной ванне, чем плавать в дорогой пене под сводами темницы. Сколько мне еще терпеть это заточение в четырех стенах? Правда, насчет стен я малость загнула — башня-то круглая.
— Пока твой папаша тебя не выкупит, — ответили мне.
— Чего? — на этот раз тупо удивилась я.
— А во сколько вы оценили маму? — встрял Костик.
— Миллион баксов, — небрежно сообщил бандерлог.
Я тут же посмотрела на себя в зеркало и заметно приподнялась в собственных глазах. Приятно было услышать свою оценочную стоимость, выраженную в твердой валюте. Только вот откуда родитель возьмет такие деньги? Но это было уже второй мыслью, немного омрачавшей радость от первой.
— И дите обойдется ему во столько же, — добавили молодцы. — Вот уж не гадали, что у Чапая внук есть. Скрывал ото всех. Старый прохиндей. Ты где его прятала?