Выбрать главу

Почему-то у меня возникла ассоциация с коброй, которая вдруг оказалась в углу карцера. Кобра стала подниматься и надуваться, обвела собравшихся людей прищуренными глазками, а потом прошипела:

— Ну я им всем покажу, этим сукиным детям! Никому не будет пощады! Сто раз проклянут тот день, когда родились на свет, а еще тысячу — тот, когда пошли против меня. Меня не утопишь! — шипение перешло в визг, почти лысый череп покраснел. — Меня не сгноишь! Что мне ШИЗО? Тьфу! — Чапай сплюнул на бетонный пол. — Для меня тюрьма — дом родной. И не в таких покоях спал! Видали?

И Чапай рванул рубаху на груди. Нашим взорам представилась татуировка Божья Матерь с младенцем.

— Все видели? — повторил Чапай.

Позднее Анька объяснила мне, что сие творение неизвестного художника означает на блатном жаргоне как раз то, о чем говорил ее отец: "Тюрьма — мой дом родной". А особняк в стиле Растрелли еще ничего не значит…

Затем Чапай внимательно уставился на мужчину в белом халате, стоявшего рядом со мной, глазки его еще сильнее прищурились, хотя, казалось, больше некуда.

— Это ты, гнида, меня здесь гноил?! — Врач пододвинулся поближе ко мне. — Сейчас буркалы выколю!

И Василий Иванович сделал шаг вперед. Врач залепетел что-то на латышском.

— Чего? Чего? — взревел Анькин отец. — Это ты по-каковски лопочешь?

Артур понял, что врача нужно срочно спасать, и заслонил его своим телом, встав между ним и Чапаем.

Казалось, Василий Иванович только теперь заметил огромного негра, находившегося с ним в одном помещении. Хотя вроде бы всех обводил своим змеиным взглядом?

— А это кто такой? — спросил он у Аньки. — Ты его знаешь?

— Да, папа. Это наш человек. Он приехал вместе со мной спасать тебя.

— Тогда ладно, — дал добро Чапай и протянул Артуру руку, глядя на него снизу вверх. — Ты по-нашему говоришь?

— По фене ботаю, — выдал Артур, а я поразилась, откуда он вообще знает такие слова — я лично последнее слышала впервые. Но Василий Иванович, для ушей которого предназначалась реплика, понял Артура прекрасно и расплылся в улыбке, тут же начав рассуждать, где можно найти применение такому кадру. Интересно, а как отнесется ко всему этому Артур? Пока я ничего не могла прочитать по выражению его черного лица.

К счастью, рассуждая о потенциальном использовании негра-гиганта, Чапай забыл про врача, который решил этим воспользоваться и выскользнул в коридор.

— Кто там ноги делает? — тут же завопил Чапай — ну прямо как это делала Анька. Ясно, в кого пошла доченька. — А ну подвинься! — Он попытался сдвинуть Артура с места, но не тут-то было.

Чтобы отвлечь внимание бывшего узника от врача, я вышла из-за спины Артура, за которой тоже пряталась. Чапай уставился на меня выпученными глазами, потом повернулся на стоявшую в углу Аньку, снова вылупился на меня. Закрыл глаза, открыл, протер их, опять посмотрел назад, снова на меня и выдал:

— Двойни у меня не было. Или в роддоме кинули?

— Я старше вашей дочери на три года, — подала голос я. — Меня зовут Лера.

— Это ж значит, какой тогда год был? — Чапай что-то прикинул в мозгу. Нет, не может быть. Я тогда в зоне парился. Откуда ж ты взялась?

— А мы с вами разве не встречались? — спросила я, не найдя ничего лучше. Он что, уже забыл, что ли? Или ему тут успели вколоть какую-то дрянь, частично отшибающую память? Или Инесса что-то подмешивала в пищу?

Но вместо Чапая мне ответила Анька, заявившая, что встречалась я не с ее отцом, а с ее троюродным, если не четвероюродным дядей, до недавнего времени проживавшим где-то в Сибири. Дядю нашла Инесса, внешне он был очень похож на Чапая, в его случае даже не потребовалась пластическая операция, только нанятый Кальвинскене известный гример дал несколько рекомендаций, а по росту и комплекции дядька подходил идеально. Инесса, конечно, долго готовила его, чтобы никто не заметил подмены, а потом, использовав момент, претворила в жизнь свой давно вынашиваемый план. Но все детали Анька объяснит мне позже. Сейчас не до этого. И вообще нам пора. Чапай хотел что-то спросить у дочери, но та резко оборвала его:

— Потом, папа. У нас еще много дел. Успеем наговориться, когда вернем себе все украденное этими ворюгами. И Лера нам в этом поможет.

Анька посмотрела на меня. Я ничего не ответила, развернулась и вышла из карцера. Остальные последовали за мной.

Еще не был осмотрен последний карцер.

— А зачем нам туда? — спросила Анька, обращаясь ко всем одновременно и ни к кому конкретно.

— Мы должны здесь все осмотреть, — подал голос бородач.

— Слушай, тебя выпустили, я батяню нашла, кто вам тут еще нужен?

— Там тоже заперт человек! — рявкнула я на нее, кивая в сторону уходящего дальше коридора. — Которого тут держат, как держали твоего отца и его. — Я показала на бородача. — Человек, понимаешь ты это? И не для всех тюрьма — дом родной. — Я посмотрела на Василия Ивановича.

Бородач тут же закивал и стал сокрушаться о, возможно, загубленном здоровье, которое теперь неизвестно сколько времени нужно будет поправлять.

— Тебя чего, тоже гноили? — Чапай оглядел другого пленника с ног до головы. — А ты кто такой? Почему не знаю? Чего, "на командировке", что ли, ни разу не был?

— Я… — бородач явно хотел представиться, гордо расправив плечи и изобразив недовольную мину на лице оттого, что его не узнали, но Янис что-то быстро сказал ему по-латышски. — Мы с вами вращаемся в разных кругах, сказал мужчина вместо того, что хотел вначале. — И вообще мы граждане разных стран.

— Каких таких стран? — не понял Чапай. — Чего ты несешь? Погоняло у тебя есть? Ну, кличка!

— Мы сейчас в Латвии, папа, — тихо произнесла Анька за спиной Чапая.

Глаза Василия Ивановича от удивления вылезли на лоб, и он спросил, как сюда попал. Анька заметила, что на этот вопрос может ответить только Инесса Кальвинскене и кто-то из ее приспешников.

Стоявший рядом со мной врач явно хотел что-то сказать, но не решался в этой компании. Я тихонько взяла его за руку, и мы отошли в сторону, пока Анька, Чапай, Янис и бородач что-то там выясняли между собой. Наверное, им было что обсудить.

— Потом вы сможете объяснить своей подруге… — начал врач и рассказал мне историю своего заведения.

Изначально клиника, подобная той, в которой мы находились, функционировала в Литве, но потом те, кто ею заведовал, пришли к выводу, что им хватит пациентов, которых можно просто лечить — зачем лишние проблемы с законом? И так достаточно денег. Но несколько врачей, ранее работавших там, решили, что, если есть возможность зарабатывать очень большие деньги, надо их зарабатывать. Тем более спрос на всякие психотерапевтические услуги и услуги из сопредельных с психиатрией областей сейчас непомерно велик. Можно работать по одному, а можно объединиться, найдя еще нескольких коллег, готовых за деньги на все, финансирование обеспечат те, кто будет поставлять клиентов.

Врач не знал организационных деталей. Ему лично просто предложили работу за очень хорошие бабки. Раньше он работал в одном из наркологических диспансеров в Риге. Сейчас не те времена, чтобы отказываться, да и сумма была такой, от которой трудно отказаться — в любые времена. Все, что делалось в клинике, знают только два человека, остальные отвечали за свои участки работы — и закрывали глаза на творившееся на других. Мой собеседник просто не хотел всего знать. Лишних вопросов не задавал. Это здесь не приветствовалось, да и вообще, меньше знаешь — спокойней спишь. Он, конечно, слышал обрывки разговоров, что-то видел, о чем-то догадывался.

Здесь в самом деле вылечивали людей от алкоголизма и наркомании, "вправляли головы на место", как сказал мой собеседник, если такое было еще возможно, но также выполняли и противоположную работу — если того требовал заказчик и очень хорошо платил.

Я посмотрела ему в глаза.

— Вы хотите, чтобы я сказал, что мне стыдно? Да, меня иногда мучила совесть, в особенности вначале. А потом… Ведь если бы этого не сделал я, сделал бы кто-то другой. У меня семья, дети… Я не хочу оправдываться, Лера, но если бы жизнь можно было повторить сначала, я сделал бы то же самое.