Выбрать главу

В итоге папки, относящиеся к периоду 1948—1967, практически не существуют. Архивы пострадали от вечной беды — наводнения!

Масштабы уничтожения архивных материалов «энтузиастами» понимал президент Менем, когда он, положив руку на дело Йозефа Менгеле, заявил, что «Аргентина, открывая доступ к этим материалам, оплачивает свой долг перед человечеством». После этого он подписал декрет, обязывающий все организации проверить свои архивы в поисках аналогичных документов и в течение тридцати дней вернугь их в национальные архивы (откуда они скорее всего попадут в печку).

Последовавшиеся за этим тридцать дней никаких новых разоблачений о Бормане не принесли.

Знакомство с архивами, доступ к которым был открыт в 1992 году, обнаружило ряд интересных фактов, приоткрывающих причины неуверенности, царившей в высших аргентинских сферах, и проливающих новый свет на дело Ладислава Фараго.

Архивы показывают, что в декабре 1972 года внимание министерства иностранных дел обратилось на одного из его собственных сотрудников — советника разведывательного отдела А, самого близкого к президенту. Этот материал содержится в папке «707 ХХВ».

Это был не кто иной, как все тот же Хуан Хосе Веласко, которого Фараго в конце концов опознал, тот самый Веласко, который утверждал, что был уволен в отставку, и которого, как секретного агента, аргентинская полиция не признавала.

Причина следствия по делу Веласко весьма интересна. Заключается она в «предполагаемой передаче информации о Бормане журналистам английской газеты «Дейли ньюс».

Веласко оставался на своей работе вплоть до последних дней военного режима в Аргентине — до 1973 года, когда был уволен новым президентом. Веласко был оскорблен тем, что ему не объяснили причину увольнения.

Отдел министерства иностранных дел пытался выяснить местопребывание еще двух людей и проверить их. И это обстоятельство даже теперь вызывает интерес. Первый человек был известен как ЕД, удостоверение личности № 1361642, — номер, который, по версии Фараго, имел скрывающийся Борман Второй человек, которого они искали, был ЭГ, или Элиазер Гольдштейн, — фальшивое имя, используемое, как предполагалось, Борманом.

Записи другой деятельности отдела министерства иностранных дел, упоминаемые среди документов Фараго, по-видимому, исчезли в 1972 году. Полиция вынуждена была в 1992 году признать, что они исчезли неизвестно каким образом.

Можно прийти к вполне разумным выводам, даже если они недоказуемы.

Первый вывод заключается в том, что в 1972 году Веласко лгал: он имел покровителей на самом верху, и это покровительство было ему обеспечено до тех пор, пока существовал режим.

Мы не знаем, почему он лгал, ради кого он лгал, как не знаем и масштабов этой лжи. Но мы знаем, что он был замешан в предоставлении Ладиславу Фараго ряда фальшивых документов, которые одурачили самых опытных следователей. Веласко был также замешан в передаче Фараго фотографии, на которой был снят он и похожий на Бормана Николас Сири, и тем самым стал инструментом обмана. Весьма маловероятно, что высокопоставленный офицер разведки тридцати шести лет мог в течение 12 лет дружить с 54-летним школьным учителем. Гораздо более вероятно, что было известно, что Сири похож на Бормана, и потому его убедили принять участие в маловероятной истории с фотографированием в кафе.

Второй вывод сводится к тому, что весьма вероятно, что Фараго был обманут Веласко и «Стембергом», действовавшим сообща. Чего мы опять-таки не знаем, это, оказывалось ли покровительство высоких сфер, которым, безусловно, пользовался Веласко и, возможно, Стемберг, вопреки или благодаря их действиям. В случае с Веласко ясно, что покровительство это было достаточно могущественным, чтобы противостоять позднейшим расследованиям отдела министерства иностранных дел.

Третья возможность, какую можно допустить, относится к той заботе, которую проявил этот отдел министерства в отношении неприкосновенности своих архивов и характера хранившихся в них документов. В 1972 году была установлена потеря документов, содержание и достоверность которых, весьма вероятно, касались предполагаемых подделок как предупреждения против дальнейших расследований обладателей (ЭД или ЭГ) по поводу их подлинных удостоверений личности и псевдонимов, упоминаемых Фараго. Эту утрату документов можно было бы проследить путем сравнения показаний или пользуясь воспоминаниями сотрудников архива или агентов. Такое расследование, возможно, подтолкнуло бы нас к выводу, что утраченные документы действительно касались Бормана.