Стремление фон Ланга сгладить свою историю заставило его представить еще одного свидетеля — уполномоченного по гражданской обороне Остерхюбера, который утверждал, что видел, как Борман покончил жизнь самоубийством на мосту Лертер в 1945 году. Он даже заявил, что пытался предотвратить первую попытку Бормана покончить с собой, попробовав выбить ампулу у него из рук, но не сумел предотвратить вторую попытку. Его живого воображения не хватило только на то, чтобы объяснить, откуда он знал, что это был Борман и был ли Борман в тот момент в шерстяных кальсонах и жилете!
Фон Ланг обеспокоился тем, чтобы оставить для вечности малоизвестное заявление, сделанное Аксманом в апреле 1970 года насчет точного расположения трупа Бормана, который он якобы нашел в 1945 году на мосту Лертер.
Во всех своих прошлых заявлениях и при допросе в Нюрнберге в 1947 году Аксман рассказывал, как он стоял перед трупом. Теперь, в показаниях 1970 года, перед нами возник более человечный, любопытный и переживающий Аксман. В ретроспекции его ответы, к сожалению, прошли серьезную предварительную подготовку:
«Мы опустились на колени и без всяких сомнений опознали Мартина Бормана и доктора Штумпфеггера. Оба они лежали на спине, руки и ноги были разбросаны. Я обратился к Борману, дотронулся до него и потряс. Я заметил, что он не дышит. Оба они были в пальто, в которые были одеты и раньше. Они не подавали никаких признаков жизни, но я не увидел на них никаких ран или следов от пуль. Я был не в состоянии проверить, нет ли у них каких-либо внешних изменений около рта, предполагающих, что они приняли яд, во всяком случае, я не открывал им рты. Я не заметил никакого резкого запаха, такого, как от синильной кислоты или острого запаха миндаля. Мой осмотр, о котором я сейчас говорил, касался только Бормана. Я ничего не вытаскивал у них из карманов. Происходило это где-то между половиной второго и двумя часами ночи. Пожары, бушевавшие вокруг, освещали насыпь— это объясняет, почему я мог без всякогс сомнения узнать лицо Бормана. Насколько я помню, глаза Бормана были закрыты — во всяком случае, не раскрыты широко».
Если Аксман встал на колени рядом с трупами, которые отравились цианистым калием, то он мог учуять этот запах— как он страстно утверждал начиная с 1946 года — и едва ли не мог распознать этот всепроникающий запах.
Тем не менее, опираясь на научные данные, которыми мы сегодня располагаем, можно сделать вывод, что нет противоречащих патологоанатомических данных, исключающих возможность того, что в 1972 году был совершен подлог с использованием останков Мартина Бормана. Главные аномалии в патологоанатомических данных гораздо больше соответствуют подлогу, чем смерти, наступившей в 1945 году.
Есть также свидетельства того, что такой же подлог был совершен в отношении трупа доктора Штумпфегге-ра, свидетельства, которые многое добавляют к делу Бормана. Потому что я до сих пор не отмечал, что левый свод черепа Штумпфеггера был отсечен хирургическим способом.
Фотографии черепа показывают состояние, в котором он был в момент обнаружения. Зияющая черная дыра в левой части черепа, требующая объяснения, была описана в отчете о находке трупа одной фразой: «Один череп был поврежден в теменной части экскаватором».
Последующее исследование черепа показало, что это заявление было некомпетентным, неточным и не соответствующим истине. Однако никто не поставил под сомнение это так называемое мнение экспертов, что свидетельствует, до какой степени можно водить за нос общественность и ученых.
Когда наезжает экскаватор, то эффект от этого совсем иной, чем от лопаты в руках человека. Если экскаватор наезжает на череп, то результат выглядит так, словно яйцо разрезали ножом — черепные кости проваливаются внутрь и вдоль линии идут трещины. При сильном ударе череп может также вообще развалиться. Втом случае, если череп покрыт песчаным слоем земли, удар смягчается, но только до известного предела. Энергия удара разбивает свод черепа — самую слабую его часть.