— Да, во сне. И как понимаю, ты тоже.
— И я во сне, — подтвердил Марк.
— То-то я гляжу, ты в последнее время гоголем ходишь. Как же — герой Морской войны!
— Вот именно. И друг самого государя императора. А какие страны там, как называются! Англикания, Галляндия, Алемания, Пиренея! А здесь что? — сумерки цивилизации, закат истории. Всё испаскудили, загадили, разворовали.
Марк заговорил о сумерках цивилизации, потому что такое сумрачное настроение у него было всё последнее время. С месяц тому назад погорел его бизнес. У Самохвалова был компаньон, человек из их же института, в отличие от Марка — большой специалист по электронике. Но, опять же, в отличие от Марка бизнесмен никакой. Но поди ему это докажи. Звали его Андреем Дубовиком, по данному ему Самохваловым прозвищу — Дубовичком Радиоактивнейшим. Но Дубовичком он был до этого месяца. А теперь стал просто Дубом. Отдал все их оборотные средства своему однокашнику Фоме, ныне крутому человеку. Фома обещал наварить с них за пару недель триста процентов. В итоге через месяц идти к Фоме пришлось Марку, выпрашивать свои же деньги: Радиоактивнейший говорить со школьным товарищем побоялся.
С Фомой Самохвалов встретился в кафе. Фома сидел, развалившись, за столиком и небрежно поигрывал ключами от машины. Угрюмый взгляд исподлобья ничего хорошего не предвещал. Так и вышло. На предложение Марка отдать деньги процедил лишь:
— Хочешь — будут тебе деньги.
Марк понял, почувствовал, о чем это Фома. «Он нас с Дубычем убьет».
— Фома, ведь вы с Андреем со школы дружите…
— Ну и чё?
— Ну, давай и ты в нашем деле будешь?
— А мне оно надо, ваше дело? Делами лохи занимаются. А я контролирую, понял?
— Да я не то, чтобы из-за денег. Деньги я заработаю…
— Как хочешь… — безразлично ответил Фома.
— Не сердись, Фома. Наверное, я Андрея не так понял.
— Вы там сами у себя разбирайтесь, чего мне яйца морочите? — недовольно проворчал Фома.
А у Марка отлегло от сердца — кажется, пронесло.
Потом он интересовался у Григория, встречал ли тот Фому? Оказалось, разок играл с Фомой в покер и кое-что слышал о нем от других.
— Кому он деньги отдал? — удивлялся Григорий наивности Дубовика. — Этот даже карточные долги не возвращает. Его же за это в пруду топили, потом он тех парней порезал. Вы бы меня сначала спросили…
— Да они же с ним друзья детства. Радиоактивнейшему разве что можно объяснить?
И теперь Самохвалов вновь, как и до своих коммерческих трудов, жил на деньги отца, ранее полуподпольного, а ныне весьма успешного торговца антиквариатом. Папахен начинал еще в молодости как нумизмат, затем стал мотаться по северным деревням за иконами, как тогда было модно, а после сталинского голодомора в опустевших деревнях на Севере их можно было мешками собирать. Он и собирал. Потом началось увлечение живописью, потом оружием. Одним словом, богатым и уважаемым человеком был папахен Марка.
Одно было у него в жизни огорчение: не хотел сын идти по стопам отца, никак не хотел. Чем только не искушал его родитель. Обещал даже машину купить. Марк на это лишь поморщился и сказал: «Да, купишь, и вози тебя потом везде на своем горбу».
Жил сейчас Марк у родителей, с тех пор как развелся с женой. Поженились они на четвертом курсе, а уже на пятом разошлись. Марк оставил бывшей жене квартиру, которую им на свадьбу купил его отец. И теперь мечтал заработать на новую, доказать отцу, что и сам способен заработать, но, видно, не судьба. Может, оттого он в девятнадцатом и богат, что здесь беден, успокаивал себя Самохвалов. До разговора в лаборатории с Цареградом и Разбоем об их удивительных снах он чистосердечно верил, что живет сразу двумя жизнями в двух соседних веках. Правда, мир девятнадцатого значительно отличался от этого, но ничего, так даже интересней.
— Погодите, мужики, — вмешался в разговор Кирилл. — Вы серьезно такие сны видите?
— Чего уж серьезней. Невероятно, но факт, — ответил Григорий, — три человека, волей случая сошедшиеся в этом городе, в этом институте, в этой комнате, оказывается, видят сны об одном и том же. Вероятность такого факта равна нулю. Поверить нельзя, остается принять, как есть.
— Понимаете, я тоже вижу сны… — Кирилл разволновался. — Я тебе, Гриша, рассказывал о той стране, помнишь?
— Помню.
— Это Иканоя. Я там катанабуси, странствующий рыцарь…
— Рыцарь он… — проворчал Самохвалов. — Еще один феномен на голову человечества.
С Разбоем вдруг произошла неуловимая перемена. Он поднялся с дивана и пошел к дверям. И уже когда выходил, обернулся: