— Есть новости. Как говорится, всё страньше да чудесатее… Разбой, Победитель наш, стал видеть чудные сны.
Марк сделал эффектную, как ему казалось, паузу в ожидании вопроса. Но Цареград молчал и невозмутимо смотрел на дисплей. Про сны Ивана наяву он знал. Что может быть чуднее их?
— Да что ты за человек такой! — вспылил Самохвалов. — Тебя хоть чем-то пронять можно? Выключи ты эту болботень!
— Ты рассказывай, на самом деле я внимательно слушаю, — не отрываясь от экрана ответил Цареград.
— Слушает он… Ну так слушай. В двух словах — заваливает ко мне Иван, в образе кинорежиссера. Сон, понимаешь, режиссеру новый снится из ночи в ночь. Про его последний поход.
— И?
— А то, что «Последний Поход» — название нового романа некоего Константина Верова.
— О романе тебе Разбой-режиссер сказал?
— Ты фантастику не читаешь?
— Нет, мне и без нее хорошо.
— Веров живет в нашем мире. Здесь! А режиссеру снятся буквально главы его романа! И при этом ни режиссер, ни наш Иван ни о каком Верове не знают. Оцени!
— И как, хорошо пишет?
— Что? Да так себе, все так нынче пишут. Да постой, Грегуар, я о другом. Ты дослушай. Вроде бы наш, местный автор, а с другой стороны — вроде бы и нет никакого Верова. Никто его не видел. У меня с книготорговцами нормальные контакты: и о новинках сообщают, и о новых авторах, и по заказу что надо из столицы привезут. О местных авторах они знают всё. Я и о Верове интересовался. Говорят, что это, само собою, псевдоним, причем неизвестно, одного человека или сразу нескольких. И больше о нем ничего не известно. А теперь выясняется, что и роман у него странный. Там всё построено на том, что персонаж постоянно перевоплощается, накапливает память о прежних жизнях в разных мирах. Во всех же своих жизнях раз за разом у него приблизительно одна и та же судьба. Всякий раз погибает от руки таинственного противника, охраняющего эликсир жизни. Сечешь, о чем я?
— Надо думать, ты этого Верова хочешь тоже в сновидцы записать.
— А вдруг? С чего бы тогда этот роман снился Победителю?
— А ты у него спроси, у Верова. Найди и спроси.
— Ну да! А что я ему скажу? Я, знаешь, не люблю, когда на меня как на чокнутого смотрят.
Цареград выключил монитор, снял с этажерки еще одну чашку и наполнил чаем из термоса.
— На, Марк, пей. Я сейчас тебе расскажу кое-что поинтереснее. С Пимским не всё ладно.
Григорий принялся рассказывать про ночного гостя приват-доцента. Марк хмурился, морщился, пару раз порывался что-то вставить, но сдержался.
— И вот после встречи с Символистом Пимский сниться мне перестал. Такие дела. И вот что, Маркуша. Я это не тебе рассказываю. Я это твоему дюку рассказываю. Может, найдет решение… Может, отыщет того Символиста. Потому что не к добру был его ночной визит.
— Как же, — фыркнул Самохвалов. — Станет он искать. Это же не человек — кремень! У него психика как три наших. И дел у него хватает, государственной важности. Для него что сон, то, безусловно, сон. Я для него — нечто близкое, но всё же виртуальное.
— Это мы будем посмотреть. Кстати, ты обратил внимание, что Кирилла уже две недели на работе нет?
— Да, что-то он не в меру манкирует, Мастер наш…
— Ты бы ему позвонил. Его чуть не убил сон про рыцаря.
Марк поперхнулся чаем и закашлялся, пролив жидкость себе на штаны.
— Рыцарь угодил в переделку, что-то вроде злого чародейства на него наслали. А у Кирилла во сне сердце остановилось. Хорошо, Алла, умница, в «скорую» успела… Профессор смотрел. Сказал — уникальный случай. Без видимых причин пять остановок сердечной мышцы. Я бы тебе этого не рассказывал, да вот только… — Григорий решил спародировать собеседника и взял паузу.
— Что только? Да говори уже, хрен бы тебя забрал!
— Остановки сердца сопровождались видениями, очень напоминающими сны Ивана. С одним «но» — смерть «персонажа» и вызывала у Кирилла эту самую остановку. Взаправду вызывала. Такие, Марк, пироги.
Самохвалов уже взял себя в руки.
— Значит, что же выходит? Выходит, что ситуация в одном мире вызывает проблемы в другом. Так?
— Страшно, да?
— Страшновато. Я, знаешь ли, не против того, чтобы быть не как все, но не до такой же степени!
— За всё надо платить.
— За что? — не понял Самохвалов.
— За то, скажем, что не всякому дано видеть себя наследным дюком и другом государя-императора…
— Не завидуй.
— Было бы чему.
— В психологии, вижу, ты не силен. Возьмем нашего Маленького Мастера. Ведь рыцарь его не с пластиковым мечом по лесу бродит, с настоящим. Каково будет нашему толкьенисту, если его рыцарь кого-нибудь взаправду зарубит? Он же эту кровь как пить дать на свой счет запишет. К гадалке не ходи. Да-а… Ну а как он там своей Алле с кем-нибудь изменит? То-то же. А говоришь тут…