— Ты вот что мне скажи, экспериментатор сиятельный, что следует из того факта, если Веров все-таки сновидец?
— Ну, надо подумать.
— Значит, у него в каком-то из миров есть двойник.
— Так. И дальше?
— Почему не в девятнадцатом веке?
— Молодец, уважил. А почему бы ему не быть жителем Атлантиды или Гондваны?
— А тогда были люди?
— Когда?
— Когда Гондвана.
— Это принципиально?
— Для нас — нет. Но если бы твой дюк поинтересовался обстановкой в литературном мире?.. Понимаю, Символиста искать — дело сложное. Но литература — дело вполне приемлемое. Нас интересует фантаст. Имя может быть каким угодно, но произведения должны как-то соотноситься с произведениями тутошнего Верова. Так? Кроме того, скорее всего, и псевдоним не случаен, возможно, точно такой обнаружится и там. И если он, в самом деле, не случаен, тогда точно не Гондвана, а Россия иного мира, очень возможно, того, где обитает дюк. Жаль, если твой дюк окажется таким толстокожим. Мое впечатление о нем, напротив, самое положительное. Хотя, конечно, государственные дела у человека… Но ведь и на попойки у него времени хватает?
— Ему время от времени необходимо расслабляться, по-русски.
— Ну, это я хорошо понимаю. Мой Пимский, кажется, дорасслаблялся. И все-таки через дюка многое можно было бы узнать. — Цареград неожиданно подался вперед и положил руку на плечо Марка: — Не подкачай, ваше сиятельство. Очень тебя прошу: не подкачай…
Глава восьмая
Cценарист Серню и Писатель Фомич шли по Малой Мясницкой. Осень. Шорох листьев, каблучки спешащих дам, цокот копыт и скрип проезжающих пролеток.
— Что ж это выходит, Фомич, сколько я не читал из твоего, э-э, наследия, нигде нет даже намека на присутствие женщин. Разве так можно писать? — спросил Серню.
Он любил старину Фомича, такого же, как и он, студента, изучавшего цикл естественных наук на втором курсе университета. Такого, да не совсем: в Морскую войну Фомич воевал в составе русского Добровольческого корпуса. Поэтому Серню еще и побаивался своего друга.
— А как иначе, старик? Женщины, они все как-то мимо, ни с боку ни с припеку, — благодушно возразил Фомич. Собственно, их и нет вовсе. Где ты их видел, старина? Их нет, это всё пар, иллюзия!
— А вот эти что, не женщины? — показал Серню на проходящих мимо дам.
— Ну и что? Ты докажи, что они есть…
Сценарист закашлялся. Он знал, что если Фомич хотел спорить, то готов был спорить с самой очевидностью.
— Ладно, я твоих софизмов касаться не буду. Но ведь во всяком литературном произведении всегда обнаруживаешь даму, и не одну…
— А зачем?
— Как это? — не понял Серню. — Если желаешь, изволь я тебе поясню…
Он имел кое-какой литературный опыт, писал сценарии и потому полагал себя компетентным в литературных материях.
Но посмотрел на довольного Фомича и осекся. Потом спросил:
— Что, небось, ловушку заготовил?
— Не без этого, старик. Ну, так зачем они нужны в этой самой литературе?
— Как же, ничто в нашей жизни не обходится без них, — повел речь вовсе не о литературе Серню. — Всякое событие, движение души несут в себе знак их присутствия. Из-за них рушились империи и опять же созидались; Генрих Восьмой отказался от католичества и сделал Англиканию англиканской. Потом…
— Так ведь это всё литературщина, мой друг, дань романтической традиции, уже порядком изжившей себя.
— Но Генрих Восьмой?
— Он вполне мог пылать страстью и к небесным светилам. Результат был бы тот же. Если бы судьбы империй зависели от женщин, то никаких империй не существовало б, а жили б мы натурально в шалашах и грызли кости мамонтов…
— Позволь, но мамонты давно вымерли…
— Это фигура речи, при том — не бессмысленная.
— Но исторические примеры?
— Ты еще скажи, что курок является причиной выстрела из ружья, а не охотник вкупе с пробегающим мимо зайцем. Или скажи, что какой-нибудь Раскольников порешил старушку потому, что где-то спёр топор.
— Я этого не говорил!
— А тогда при чем здесь женщина?
— Но, дорогой мой, Бальзак, Тургенев, классический роман…
— Ты сценарист. Если в сценарии не будет дамы — его возьмут для съемок?
— Нет. Разве что это какой-нибудь «Аттила» или «Царь Пирр».
— Ну а если в романе дамы не будет, то хватит фантазии у писателя?