Выбрать главу

— Неизвестный, говоришь? Что ж, Пим, вот и запахло жареным. Теперь держись, — и вновь вернулся к разговору с господином Требесовым: — Так что же произошло сегодня?

— Хотя спросом книги не пользовались, но я отложил один экземплярчик для себя, быть может, выйдет когда библиографическая редкость. А уж когда господин этот захотел купить все экземпляры, какие ни есть в моей лавке, тут уж я и подавно решил, ваше сиятельство, — нипочем ему свой не продам. А он уж допытывался, как учуял что, и даже вдвое против цены платил.

— Скажи, милейший, а каков из себя тот господин?

— Внешности самой непримечательной, господин дюк. Затрудняюсь, право… Я ведь решил, что это автор и есть. Стыдно ему стало или навроде того, — такие казусы в истории, знаете ли, известны. Тем более, думаю: нипочем не отдам экземплярчик. Никому не отдал бы — вам отдаю ваше сиятельство.

— Что ж, сколько я должен? — спросил дюк.

— Ни единой копейки! — Хозяин торжественно вручил дюку книги, только что завернутые приказчиком в белую мелованную бумагу.

Дюк Глебуардус, однако, потребовал назначить цену и именно ту, что уплатил незнакомец. Затем они с Пимом вышли на улицу.

— Гм! Что всё это значит, объяснись наконец, — Пимский был в крайнем смущении, как обычно бывает с человеком в подобных обстоятельствах, когда надо вспомнить, что ты делал вчера на собственных именинах, а вспоминаются только, как на грех, чьи-то похороны.

— Книги эти заинтриговали меня благодаря тебе, — дюк Глебуардус был доволен произведенным эффектом. — Не ты ли изволил назвать меня толстокожим?

— Но… я не помню… Зачем мне было тебя обижать? Я знаю, многие принимают меня за чудака, но это исключительно из-за моей болезни. Да, излишняя любовь к вину — это болезнь. И разве я могу отвечать за слова, сказанные в момент приступа этого недуга?

— Не обижайся, друг. Говорил те слова ты во сне. Вспомни хорошенько свои сны — и всё станет на свои места. Я подозреваю, что мы находились с тобой в одной твиннинговой реальности, в одно время и в одном месте. Забавно, не так ли?

— Да уж, — только и выдавил из себя Пимский. — Чего забавней. Я своих снов никогда не помнил. Не знаю даже — вижу ли я сны?

— И заметь, — невозмутимо продолжал Глебуардус, — мы оба помним, что жили когда-то в двадцатом столетии. Я ранее полагал это за наш с тобою возвышенный бред. Это сближало нас, выделяло из общего сэрраунда. Итак, в одном из снов я вновь попадаю в тот самый двадцатый век, о котором ты, на самом деле, очень хорошо помнишь, обнаруживаю там тебя, себя, Ваню Разбоя. И Разбой рассказывает мне содержание романа Константина Верова, никогда не читав его и не слышав об этом литераторе. Ты же убеждаешь меня искать этого Верова наяву, здесь. И вот я, в совершенной уверенности, что мне привиделась ночная иллюзия, фата моргана, и что никакого такого Константина Верова нет, совершаю поход по книжным лавкам, чтобы только очистить совесть. О Верове даже Катрин не слыхала…

— О-о! — встрепенулся Пим Пимский при упоминании сестры дюка.

— Ну да, так она и сказала — фантазии.

— Ты ей рассказывал про свои сны?

— Нет, разумеется, только спросил об этом энигматическом писателе. И вот я здесь. Дальнейшее ты видел сам: их принесли на продажу с неделю тому, и некто неведомый скупает тираж. Так как ты догадался, что книги Верова должны быть наяву? Отвечай!

— Я не понимаю, чего ты постоянно от меня требуешь, — поморщился Пим.

— Ну, хорошо. А что за гость к тебе приходил ночью?

— Не помню. Кто-то приходил. Я только сегодня вспомнил, что недавно у меня с кем-то был ночной разговор. О чём был разговор, с кем? Оно и то странно, что я это припомнил, ведь если спьяну забываешь, то навсегда. А я даже помню, что неприятный был разговор. С того дня я и захандрил. А ты откуда о нём знаешь?

— Из сна… Пора бы тебе уже всё вспомнить, Пим.

— Увы, твои слова для меня загадка. При чем здесь сны?

— Из них наша память о грядущем веке. Ты ведь часто двадцатый поминаешь.

— Ну, находит временами, когда выпью. Врачи говорят — такое у меня от некоего потрясения, пережитого в раннем детстве.

— Нет, не увернешься. Придется тебе всё вспомнить, милый, выложить всё как есть. Иначе…

Воцарилась пауза. Затем Глебуардус предложил:

— Предлагаю прямо ко мне. Думаю, нам есть о чем побеседовать. Не торопясь.

— Ну что ж…

— Да, и смотри у меня, чтобы с сестрой не было никаких эксцессов. Она и так уж косо смотрит на твои чудачества, так изволь держать себя мудрецом, то бишь помалкивай. А на вопросы старайся отвечать кратко и без заднего смысла.