Казалось, это небо, эта синева, горы и лес — всё это нездешнее, светлое, удивительное и доброе. И два человеческих существа, вторгшиеся в этот мир, — их просто нет.
Мастеру Ри вспомнился другой вечер, другие горы, другое солнце.
Вспоминались горы Уго, где он провел полгода, совершенствуясь в «движении сквозь пустоту». Учитель Матахаса Аа сидел перед Мастером Ри; было, как и сейчас, время заката. За спиной учителя медленно, словно нехотя, опускался красный диск солнца. Но вот учитель взмахнул руками и пошел дождь, запели соловьи и подул теплый южный ветер, который принес с гор звуки большой битвы. На плечо учителя сел белоголовый ворон. Его глаза были полузакрыты. Он был стар, как учитель, а белые перья на голове казались седыми. Мастер Ри понял, что его, Мастера Ри, здесь нет. И не было. Перед учителем сидит другой человек. Но это было не сейчас, а когда-то. И это было заблуждение. А сейчас — момент осознания. «Кто я?» Мастер Ри смотрел на всё происходящее, и оно совсем не удивляло его, потому что его ни в чем этом не было.
Мастер Ри посмотрел на учителя. Матахаса Аа улыбался — его не было. Мастер Ри посмотрел на ворона. Тот открыл глаза — и ворона не было. Всё происходило, всё свершалось, но ничто не имело своего имени. Мастер Ри так и не нашел знания — кто он и просто принял свое отсутствие. Мир скользил мимо. Так холодная сталь бритвы скользит по щеке, не в силах ее повредить, так табун огромных иканийских лошадей бешено скачет по кругу, в центре которого стоит маленький ребенок и куда-то показывает ручкой. «Лошадка», — произносит он. Слабость и сила смотрят друг на друга, но в мире каждой из них нет места для другой.
Перед Мастером Ри молча сидел его учитель и чистил картошку. Потрескивали сучья в костре. Солнце было уже далеко внизу. Небо охватили сумерки. Всё это было обычное. И здесь был настоящий Мастер Ри. Единственное было не так: этот Мастер Ри был ложью, потому что никакого Мастера Ри никогда не существовало…
— Рыцарь, вы, иканийцы, в чем видите душу солнца? — вдруг спросил голос за спиной, и Мастер Ри вспомнил о страннике.
— Свет, это и есть его душа, — обернулся катанабуси. — У солнца нет тела.
— Да ну! — казалось, удивился странник. Он уже успел разжечь огонь и теперь развязывал свой походный мешок. — Но ведь душа невидима. В нашем мире главное — тело!
— Тело ни в каком мире не бывает главным, ты сам это знаешь, — возразил Мастер Ри. — Тело — только черточка в иероглифе души.
— А-а! — обрадовался странник. — По-иканийски заговорил, рыцарь! У вас основа иероглифа-души — иероглиф-солнце. А сердце иероглифа-солнца — иероглиф-любовь, — последнее слово странник произнес по-иканийски.
Мастер Ри спросил:
— Фью, кто ты?
— Э-э, пустое… Послушай лучше, Мастер Ри, сказку.
— Заварю чай, — Мастер Ри извлек из своей котомки плотно завязанный кожаный мешочек.
— Настоящий чай катанабуси?
— Он самый, — Мастер Ри распустил узел, и над площадкой повеяло ароматом далекого летнего луга. — Ровно сорок трав и кореньев.
— Да я еще пару-тройку своих добавлю, — Фью запустил руку в походный мешок. — Не возбраняешь?
Мастер Ри кивнул и подсел к очагу.
Когда в наступивших сумерках тихонько тлел костерок, когда в руках у обоих уютно расположились деревянные чашки с горячим чаем, когда на небе разгорались звезды, а тишину нарушал только шепот ветра, странник Фью вспомнил об обещанной сказке.
— Я обещал рассказать сказку. Так слушай, — глядя на угли костра и невольно макая бороду в чашку, но того не замечая, повел рассказ странник.
— Давно это было. Много раз восходило и заходило солнце с тех пор. В горном ущелье росло дерево. И всё бы ничего, да вот только горы окружали его странные. С одной стороны ущелья высились белые скалы, покрытые шапками ледников. Прозрачный словно хрусталь ручей стекал от них прямо к корням дерева, и когда оно пило эту студеную влагу, то цвело нежными цветами, а с листьев его стекал волшебный сок удивительной целебной силы. Но приходили иные времена, ветра менялись, и тогда корни дерева питал ручей, стекавший с другой стороны ущелья. А там мрачно темнела аспидная скала, над вершиной ее вечно клубился зловонный пар, а по склонам бурлили потоки грязи. И когда корни дерева впитывали воду мутного тепловатого потока, — странник повертел чашку в руке, но глотка не сделал, — оно покрывалось ядовитыми шипами, источало едкий колдовской экстракт.