— Сьюзен считает, что у тебя нет никакого морального права посылать людей с рискованными заданиями в космос, если при этом ты не пускаешь туда свою собственную дочь. — Она рассчитывала, что Джон возмутится дерзкими словами и откажет ей. — Я только передаю тебе слова Сьюзен, я лично с этим не согласна!
— Сьюзен абсолютно права, — ответил Джон, дожевав последний тост, а с ним — и последнюю надежду Эстелл.
— Что-то ты быстро согласился, к чему бы?
В глазах Лейна сверкнул победный огонек, но он постарался скрыть от жены свою радость:
— Я горжусь Сьюзен. Если она захотела побывать в космосе, — значит, ее еще не совсем испортили эти группы, значит, в ней еще что-то осталось. — Но дальше Лейн уже не выдержал притворно-горделивый тон, и его понесло: — Если тебе интересно знать, то я вчера навел справки и выяснил, что ни один из бывших членов этих групп не стал членом космического корпуса. У них, я уверен, для настоящего дела — кишка тонка!
— У тебя был очень ненадежный источник информации. С самого начала тебя должны были поставить в известность, что из детей космических офицеров не было ни одного добровольца для работы в космосе! Ни одного — никогда! И ты должен это оч-ч-ень хорошо запомнить!
— Ради Бога, успокойся, Эстелл. Пойми, все, что я сказал…
— Я слышала, что ты сказал. Уверена, ты успел поговорить с таким же бутером, как и ты, и вы оба в два счета приняли эту ложь. Мне хотелось бы надеяться, что ты объективнее относишься к фактам, принимая решения в космосе. В противном случае — да поможет нам Бог!
Джон застыл при этих словах — под сомнение был поставлен сам смысл его жизни. Он — военный человек и всю жизнь работал, полагаясь на определенные принципы, усвоенные еще в молодости, все же остальное относилось к области фантазий… Но, может быть, вера в свою правоту подвела его, и решение о возвращении корабля на Землю было ошибкой? Душевный комфорт Лейна был нарушен.
Но пока ничто не подтверждало слова Эстелл. Он не мог вот так сразу отказаться от своих принципов. Джон небрежно пожал плечами: все-таки женщины — опасные создания, но, как говорил весь его опыт, глупо говорить им это! Он мягко сказал:
— Успокойся, милая. Мы живем в век космоса, и Сьюзен — как и все мы — тоже принадлежит ему. После того, как она слетает на эту небольшую экскурсию, мир станет более понятным для нее. Прошу тебя, не пытайся замедлить ход времени, это бесполезно.
— О, Бог мой, кто бы говорил! — Эстелл не скрывала насмешку.
— И еще прошу тебя, — Джон был явно уязвлен, — не надо сравнивать мое отношение к группам с… Впрочем, ладно! Если ты категорически против ее поездки, я могу отказать ей, сослаишись на тебя. Чтобы сохранить мир в семье, я готов пойти на уступки. Наверное, ты хотела именно этого?
Эстелл поняла, что оказалась в ловушке: в конце концов она станет козлом отпущения в собственной семье! Она живо представила реакцию Сьюзен, когда она услышит такое решение отца, — нет, это уж слишком! Осознав свое поражение, Эстелл попыталась сделать его не столь уж явным:
— Ну нет, я не стану передавать ей это. Думаю, у тебя достаточно мужества лично отказать ей. Нет-нет, я не буду делать это вместо тебя.
— Не знаю уж, что ты имеешь в виду, — Джон щадил самолюбие проигравшей жены, — но передай ей хотя бы одну вещь: завтра утром на космодроме для нее будет готов допуск к полету. Это ты можешь сделать для меня?
Глава 12
Сьюзен казалось, что она очутилась на борту обыкновенного трансконтинентального пассажирского лайнера с той только разницей, что здесь всего в нескольких шагах уже располагалась кабина пилота. Единственное в кабине сиденье находилось перед смотровым окном, если это слово подходило к прозрачной окружности с углом обзора в двести десять градусов. К сиденью были прикреплены четыре комплекта ремней. Сьюзен вслушивалась в ровный шум двигателя и ощущала, какая огромная мощь таится в этой машине. Но ей не хотелось, чтобы Сенниз заметил ее волнение: сжав губы, еле владея дрожащими руками, она пристегнула ремни и взглянула на него… Сама не сознавая, она отождествляла мощь машины с человеком, который сидел рядом и деловито возился со своими ремнями. Восхищение лайнером, казалось, вот-вот перейдет в преклонение и перед пилотом, им управляющим. Машина и человек в ее сознании слились в одно целое.
Сенниз проверил замки ремней Сьюзен — вокруг талии, груди и третий, крепящийся к шлему — и только тогда заговорил, впервые после того, как они поднялись на борт:
— Попробуй пошевелиться, посмотрим, не слишком ли туго затянуты ремни.
Сьюзен повернулась вправо, влево, подняла голову, — свободно двигаться можно было примерно в пределах фута. Сенниз удовлетворенно кивнул, устроился поудобнее и включил микрофон. Из-за шума двигателя не было слышно ни слова, но она догадалась, что он вышел на связь с диспетчерской службой. Сейчас Сьюзен могла повнимательнее осмотреть все вокруг себя. Большая окружность смотрового окна на самом деле была разделена футовой панелью на две части — одна предназначалась для текущего панорамного обзора, а другая представляла собой огромный телеэкран, который кончался на уровне ее ног.
Сенниз что-то непрерывно делал: сейчас он приподнялся и, опустив руль управления, установил его под удобным для себя углом. Взглянув на Сьюзен, он жестом показал ей на телеэкран, на котором показался мощный профиль их лайнера: это была диковинная машина с длинным корпусом и вытянутым, как у волка, носом. У нее были крылья и хвост, будто ей предстояло летать в воздушном пространстве. Машина оторвалась от пола и взлетела через раздвинувшуюся крышу ангара в воздух.
Наблюдая это стремительное движение на экране, Сьюзен не ощущала его физически и разочарованно сказала:
— Но я ничего не почувствовала! Разве мы уже летим? — Посмотрев в окно обзора, она увидела под собой быстро удаляющуюся землю, чуть виднелась синяя струйка реки и кусок пашни. Машина продолжала набирать высоту, и все дальше и дальше отходили куда-то вниз ниточки шоссейных дорог, леса и — чуть в стороне — горы. У нее невольно вырвалось: — Как прекрасно парить в воздухе! — Когда-то, еще ребенком, она летала с матерью на самолете в гости к дедушке и бабушке и слышала, как кто-то произнес эти слова.
— Нет, это — космос! “Омнивалчер” не нужен воздух для того, чтобы летать.
— Но у нее же есть крылья и хвост…
— Да, но они используются, только когда мы пролетаем сквозь атмосферный слой — для поддержания равновесия.
— “Омнивалчер” — какое ужасное название!
— Это машина боевого класса. И прекрасная машина!
— Кажется, на ней очень просто летать.
— Ну-у… — В голосе пилота прозвучало сомнение Мысленным взором Сенниз окинул все, что скрывалось внутри, за гладкими красивыми панелями покрытия… “Начинку” лайнера простой не назовешь. Прямо под ними в нижнем отсеке находился бортовой компьютер, перерабатывающий всю информацию, которую передавал ему с Земли компьютер-отец. Оба компьютера находились в постоянном процессе обмена информацией, но основной поток шел с Земли. Конечно, в случаях крайней необходимости бортовой компьютер может и самостоятельно вести корабль, но в обычном полете он больше напоминает привередливого гурмана, который то и дело тычет в меню: я хотел бы это, вот это и это тоже…
Корабль поднялся уже на высоту десять тысяч футов и летел в окружении перистых облаков. Сенниз смотрел, как нос его машины разрезает облако, оставляя за собой лишь клочья, и вновь, в который уже раз, поразился, как эта, казалось бы, дикая мощь техники легко и просто направляется тихой работой компьютеров. Он взглянул на панель пульта, где прилежно мигал зеленый огонек ввода-вывода очередного бита информации, и ясно представил, как внизу, прямо под ним, работает инженер и следит, чтобы все показатели были в норме. Как бы перенесясь в нижний люк, он видел, как инженер-программист говорит другому:
— Уровень высоты — Юпитер.
Сенниз даже немного пофантазировал, представив, что там, внизу, оказался некий новичок, который ничего не понимает и спрашивает: