– А когда вы решили заполучить Эллери любой ценой, разве вас волновало, что будут говорить об этом – наверху, в саду, на кухне? – ехидно спросил Гаррик.
Он прав, это ее не волновало. В мечтах Селесты все это происходило мирно и гладко, но теперь, столкнувшись с жестокой действительностью, она понимала, что все не так просто. Однако ничто не заставит ее принять любовь мистера Трокмортона.
– Решив заполучить Эллери, я и не предполагала, что вместо него я заполучу его старшего брата, который так унизит меня в оранжерее.
– Так вот в чем дело. Вы сердитесь на меня за то, что я… унизил вас. – Он подтолкнул Селесту в спину, загнав в стенную нишу, встретившуюся на пути. В ту самую нишу, где она совсем недавно говорила с Эллери.
Селеста толкнула Гаррика в грудь – смешной жест, если учесть рост и вес мистера Трокмортона. Он даже не шелохнулся.
– Пустите меня. Я не хочу иметь с вами дела.
Он оперся ладонями в стену, оградив руками Селесту.
– Унижение. И это все, что вы можете сказать?
Селеста хотела твердо посмотреть в глаза Гаррику, но, вспомнив о тех чувствах, которые испытала тогда в оранжерее, смутилась и отвела взгляд в сторону.
– Вы знаете, что это было. Вы сделали это нарочно, чтобы показать, что имеете надо мной власть.
– Допустим. – На самом деле, с этим он был не согласен.
– И не вздумайте говорить, что я вас спровоцировала. Все, что случилось, произошло только по вашей вине.
– Готов взять на себя всю ответственность.
Как же, возьмет он на себя всю ответственность! Нет, легче от его слов Селесте не стало.
– Почему это произошло? Я хочу знать – почему?
– Я потерял самообладание. Такое со мной случилось впервые. Не смог сдержать себя. Приношу вам свои извинения за доставленное беспокойство.
Он говорил короткими, рублеными фразами, и в голосе Трокмортона вовсе не чувствовалось раскаяния. Можно было подумать, что Селеста вынуждает его извиняться, приставив к его голове взведенный пистолет.
В таких извинениях она не нуждалась.
– Это не оправдание, – сказала Селеста.
– Знаю! Вы думаете, я ничего не понимаю? Я сам не принял бы ни от кого таких извинений. – Он слегка отодвинулся назад, освобождая пространство вокруг Селесты. – Но я и не ищу оправданий, просто приношу свои извинения и надеюсь, что вы их примете.
Селеста покачала пальцем перед лицом Трокмортона и ответила:
– Это не извинение, это приказ.
Щеки Трокмортдна покрылись краской.
– Сейчас я не склонен к тому, чтобы извиняться. Прошу простить за то, что мои извинения оказались недостаточными.
– Ах, как красиво сказано! – с издевкой ответила Селеста. – Но я не понимаю вас. Не понимаю, как можно соблазнять женщину с таким холодным сердцем, как ваше!
– Холодным? – сверкнул глазами мистер Трокмортон. – Это вы меня считаете холодным?
– Да, вас. – Теперь краской покрылись и щеки Селесты, ведь она помнила, как извивалась и стонала в объятиях Гаррика. – Вам неизвестно, что такое страсть.
Он наклонился к лицу Селесты.
– Мне не известно, что такое страсть, мисс Милфорд? Тогда скажите, отчего я всю ночь провел…
Наверху хлопнула дверь, и послышались голоса. Гаррик понизил голос и продолжил:
– Я всю ночь ходил по коридорам, пытаясь охладить свой…
– Я не желаю этого слышать! – оборвала его Селеста, но ей было приятно знать, что тот провел всю ночь без сна, думая о ней.
– Я поступаю так, как хочу, мисс Милфорд. – Он наклонился и поцеловал Селесту. – И так, как хочется вам.
Селеста ухватилась за галстук Трокмортона и сначала была намерена оттолкнуть его прочь. Он вел себя так, словно ему все позволено, словно неуклюжего извинения, которое он принес, было достаточно. Ей хотелось сохранить свой гнев, доказать Трокмортону, что как соблазнитель он несостоятелен.
Но он так страстно, так мучительно страстно целовал ее. Можно было подумать, что Селеста для него – это последняя надежда вернуться к жизни. И вместо того чтобы оттолкнуть Гаррика, Селеста только сильнее прижималась к нему, чувствуя, как разгорается в жилах знакомый уже ей огонь, невольно мечтая о том, чтобы вновь оказаться в оранжерее, на том самом диване.
Наверху звучали голоса, но Селеста не слышала их. Она обхватила руками голову Гаррика, словно стремясь удержать его.
Когда они разомкнули губы, чтобы жадно вдохнуть воздуха, Селеста с упреком пробормотала:
– Вам должно быть стыдно за то, как вы ведете себя.
– Мне очень стыдно, – горячо прошептал он в ответ.
Наверху под чьими-то шагами затрещали половицы.
Гаррик взял руку Селесты и приложил ее себе между ног.
Разумеется, она знала, как устроено мужское тело, помнила мраморные статуи, которые ей довелось видеть в Риме. Разумеется, она знала о том, для чего предназначены те или иные органы – ведь она выросла рядом с конюшней. Но трогать живого мужчину, сгорающего от желания, ей еще не доводилось, и Селеста не знала, что ей предпринять – то ли закричать и броситься прочь, то ли… продолжать.
Любопытство взяло верх. Селеста обхватила пальцами ствол, выпирающий сквозь тонкую ткань, провела по нему. Он оказался таким длинным, что… Пожалуй, бежать было бы правильнее.
Посмотрев Гаррику в глаза, она прошептала:
– Ты обещал не делать этого.
– Тогда не держи меня так, это невыносимо. – Он поморщился, словно от острой, нестерпимой боли. – Да, ты права. Я не могу… я не должен… но мы все равно…
Он обхватил шею Селесты и вновь припал к ее губам.
На лестнице послышались шаги.
Как у него это получается? Как можно простым прикосновением губ разбудить столько чувств, разжечь желание? Селеста давно забыла все свои обиды, у нее было лишь одно желание – чтобы их поцелуй длился вечно. Ей хотелось, чтобы пламя, охватившее ее, не угасало.
Мимо них прошла крупная, тяжелая женщина, тревожно выкрикивая на ходу:
– Мистер Трокмортон! Где вы, мистер Трокмортон?
Какое-то время он не слышал, все его внимание оставалось прикованным к Селесте.
Затем очнулся, разочарованно вздохнул и ответил, выходя из ниши:
– Я здесь, миссис Браун. Что случилось?
Увидев его, старая няня всхлипнула:
– Вы не видели девочек?
Чувство вины и тревога овладели Селестой, и она, выйдя из ниши и присоединившись к Гаррику, спросила:
– Где они?
– Сбежали, – горестным тоном ответила миссис Браун и протянула смятый листок бумаги. – Мисс Пенелопа оставила эту записку. В ней сказано, что мисс Кики решила бежать и она вместе с ней.
Глава 20
– Я сказала, чтобы ты не ходила. Зачем ты пошла?
Пенелопа тащилась вслед за Кики, отвечая ей по-английски, хотя та упорно продолжала говорить на французском. Впрочем, упрямства Пенелопе было тоже не занимать.
– Затем, что ты постоянно попадаешь в различные переделки, чтобы привлечь к себе внимание. Мне это надоело.
Пенелопа пыталась уверить себя в том, что так оно и есть, хотя в глубине души испытывала чувство вины перед Кики.
Почему? Этого она и сама не знала. За последний год Кики превратила ее жизнь в кромешный ад. Кики была красивее Пенелопы, она то и дело пела и танцевала словно уличный клоун, непрестанно попадала какие-то истории и не отставала от Пенелопы, таскаясь за ней словно хвостик. Зачем она это делала?
Возможно, Кики просто не переносила одиночества, а Пенелопа была единственным человеком, с кем она могла общаться.
– И куда ты собираешься идти? – спросила Пенелопа.
Кики топнула ногой по лужице и ответила, гордо задирая голову:
– Домой.
– Твой дом здесь, – возразила Пенелопа, указывая рукой назад, на Блайд-холл. Сейчас они были посередине обсаженной дубами дорожки, сбегавшей с холма к речному берегу. Дождь прекратился, но крупные тяжелые капли то и дело срывались с промокших ветвей, шлепая по лужам и по девочкам, спускавшимся по склону. Пенелопа услышала далекий раскат грома и подумала, что дождь начнется опять и довольно скоро.