– В Индии.
– Ах, в Индии. – Она опустилась чуть ниже. Гаррику казалось, что еще немного и он взорвется.
Как он хотел поскорее оказаться внутри Селесты! Ему хотелось забыть обо всем, повалить ее на диван, и…
Но она лишь вчера была девственницей, и вести себя с ней следовало осторожно.
Селеста опустилась еще немного, вбирая в себя ствол Гаррика, приспосабливаясь к нему. Затем опустилась ниже, еще на сантиметр. Гаррик понимал, отчего медлит Селеста, но это промедление оборачивалось для него адскими муками. И наконец она приняла его в себя целиком и торжествующе посмотрела на Гаррика.
Она принялась двигаться, то опускаясь до самого низа, то замирая в самой верхней точке. Слегка откинулась назад. Движения ее стали более сильными и частыми. Гаррик не сводил с нее глаз.
Ему нравилось то, что Селеста не пытается скрыть свою страсть. Она была такой открытой – полная противоположность ему самому! Она улыбалась, она держалась за плечи Гаррика, чтобы сохранить равновесие, она наклонялась то вперед, то назад, и при каждом движении вздрагивали ее небольшие, упругие грудки. Гаррик не помнил, не хотел вспоминать своих прежних любовниц, он и так знал, что подобного наслаждения он не испытывал еще никогда и ни с кем.
Обхватив Селесту за талию, Гаррик наклонился, чтобы дотянуться губами до ее груди. Селеста ахнула от неожиданности. Он целовал ее грудь, чувствуя, как напрягаются соски под его губами.
Сердце его бешено стучало, и Гаррику все труднее было удержаться от того, чтобы не перевернуть Селесту, чтобы поменяться с ней местами. Но он продолжал двигаться так, как хотела она, подчиняясь ее ритму, издавая сладостные стоны при каждом толчке. «Она убьет меня, – подумал он. – Убьет своей любовью».
Наконец Селеста закричала, и все ее тело задрожало на пике наслаждения.
А он, не в силах остановиться, не выпускал ее из своих объятий, и даже когда Селеста обессиленно приникла к его груди, все продолжал двигаться внутри ее, пока сам не достиг разрядки и не излил семя в ее лоно.
Какое-то время после этого он не думал ни о чем, чувствуя сладкую опустошенность, вдыхая запах горячего потного тела Селесты, застывшего в его руках.
И тут же начал думать о новой близости с ней. Он просто не узнавал сам себя.
Гаррик провел ладонью по спине Селесты, словно прощаясь с осуществившейся мечтой. Теперь он должен был вернуться к своим обязанностям…
Обязанностям.
– Селеста, – шепнул он ей на ухо, прислонившись головой к ее плечу. – Селеста, послушай меня.
Она медленно повернула к нему лицо. Она улыбаюсь, и от ее улыбки, такой очаровательной, открытой, Гаррика снова обдало жаром, но он твердо решил исполнить свой долг именно сейчас, потому что потом он вовсе может забыть о нем.
С самого начала ему не хотелось вовлекать Селесту в шпионские игры, но он всегда использовал имеющиеся у него под рукой инструменты, не раздумывая и не колеблясь. А Селеста с ее прекрасным знанием русского языка была прекрасным орудием. Это позже, после более близкого знакомства с Селестой, ему захотелось избавить ее от опасности. Только тогда в нем заговорила совесть – ведь мужчина не может использовать женщину, с которой занимается любовью.
Селеста поцеловала Гаррика в щеку и легко спросила:
– Что, дорогой?
– Нам нужно одеться.
К сожалению, Трокмортон знал, что у него нет выбора. Стэнхоуп уже успел передать в Лондон свое первое сообщение, которое отправится в путь вместе с английским купцом, отплывающим на континент. Стэнхоуп успел вернуться и приготовить тайник, находящийся под половицами в его спальне, а сейчас, вне всякого сомнения, с нетерпением ждет новостей о содержании следующих писем. И за этой информацией он обратится только к Селесте.
– Нам нужно уходить отсюда.
Она недовольно захныкала, словно обиженный ребенок:
– Должны? Обязательно?
Гаррик поцеловал ее, но поцелуй, который должен был стать мимолетным, затянулся, рождая новое желание. Однако на этот раз Трокмортон был непоколебим и сумел подавить свое желание в зародыше.
Он ласково провел рукой по волосам Селесты и сказал:
– Уже позднее утро. Нам еще повезет, если мы не попадемся на глаза. Нельзя, чтобы о нас пошли слухи. Хотя боюсь, что мы и так уже у всех на языке, ведь мы оба не были на прощальном балу.
Она опять недовольно застонала, но на этот раз пошевелилась, сидя на коленях Трокмортона.
Утешением Трокмортону служила только мысль о том, что он в последний раз использует Селесту в своих играх. После этого он передаст обязанности переводчика другому агенту. Через него и пойдет к Стэнхоупу дальнейшая информация, которая должна в конечном итоге привести к поражению русских. Селеста рассудительная девочка. Возможно, она и сама с готовностью взяла бы на себя ту роль, которую он ей предназначил, – если бы, конечно, догадывалась о ней.
– Прости за то. что покину тебя после этой ночи, но мне нужно отъехать ненадолго. – На самом деле ему никуда не нужно было уезжать, но Трокмортон хотел оказаться подальше от Блайд-холла на то время, пока Стэнхоуп будет расспрашивать Селесту. – Вчера я получил письма…
– Ах да, я и забыла. – Она виновато посмотрела на Трокмортона, так, словно не по его вине забыла обо всем за эту бурную ночь. – Ты хочешь, чтобы я перевела их? Но могу я сначала принять ванну и переодеться?
– Необязательно. Они пришли из Лондона уже частично переведенными, и, сравнивая их содержание с содержанием предыдущих писем, я все понял достаточно ясно.
Достаточно ясно! Трокмортон абсолютно точно знал содержание этих писем, ведь он сам составил их текст на английском, а затем отправил в Лондон, где письма должны были перевести на русский, а затем вернуть их назад. Но вчера Селеста не захотела прийти нему в кабинет, а затем началась вся эта заварушка.
Он снял Селесту с колен, переложил на диван, поднялся на ноги, чувствуя себя при этом последним болваном. Нормальный мужчина махнул бы на все рукой и остался. Занимался бы любовью с Селестой весь день напролет. Трокмортон посмотрел на бесстыдно раскинувшуюся на диване Селесту.
«Я совсем потерял голову», – подумал он.
Но дело прежде всего, и он не имеет права забывать об этом. Потом, когда дело будет сделано, он все сумеет наверстать и поправить.
Приняв такое решение, Трокмортон кивнул головой и принялся снимать чулки Селесты, застрявшие на вершине розового куста.
Селеста хихикнула со своего места, наблюдая за ним.
– Ты сейчас выглядишь мрачнее, чем обычно, – сказала она.
Он наклонился, чтобы поднять с пола ее нижние юбки, но, услышав слова Селесты, замер и выпрямился.
– Что ты имеешь в виду?
– Обычно ты выглядишь так, словно точно знаешь, что тебе нужно делать, и делаешь это. – Селеста принялась натягивать на ногу шелковый чулок. – Но сейчас ты кажешься раздраженнее, чем обычно. Наверное, эта ночь выбила тебя из колеи.
– А тебя она не выбила?
– Нет, пожалуй. Временами я, конечно, совершаю ошибки. – Она подошла к Трокмортону и погладила его по щеке. – Но я не имею в виду вчерашнюю ночь. Это, возможно, мой единственный поступок после возвращения, за который мне не стыдно.
Он поднес к губам ее ладонь и нежно поцеловал.
– Тебя чаще всего раздражает Эллери, – продолжила она, натягивая сорочку.
– Эллери? – Вот уж о ком ему совершенно не хотелось говорить, особенно сейчас. – Чем он может меня раздражать?
– Тем, что он не такой хороший, как ты.
– Зато красивый, – сердито заметил Трокмортон. – И этого с него достаточно.
– Не знаю, мне кажется, что он такой неприкаянный, – сказала Селеста, принимая протянутую Трокмортоном юбку.
– Неприкаянный? Кто мешает ему заняться делом?
– Будь реалистом. Он никогда не работал и не хочет работать. Думаю, он ищет приключений наподобие тех, что были у тебя в Индии. – Она поискала глазами платье, нашла его, подняла с пола и встряхнула.