***
Нас не было дома больше месяца. Город казался чужим.
Мы съездили к моим родителям и сообщили о беременности. Папа заплакал, не стесняясь слёз, а мама воскликнула: «Так рано? Я ещё не готова стать бабушкой!». Джан её утешил: «Ты всегда будешь самой красивой женщиной в мире, даже если Оля родит тебе десять внуков!». Это прозвучало очень мило. Я поняла, что Джан с удовольствием будет возиться с внуком любимой женщины.
Съездили и в усадьбу Ольховских. Каролинка, узнав, что я тоже наконец забеременела, поджала губы: ей больше нечем было передо мной хвастаться. А Михаил Семёнович выпил на радостях бутылку коньяка. Беспрестанно целовал меня в обе щёки и хлопал Макса по спине. Вспоминал свою первую жену Элочку, расстраивался, что она не дожила до этого счастливого дня. Макс решил, что настал подходящий момент, чтобы сообщить отцу об увольнении.
— Я хочу быть художником, — сказал он. — Жизнь такая короткая, какой смысл тратить её на вещи, которые не приносят счастья? Я двенадцать лет отработал в банке. Отпусти меня, пап, сил моих больше нет.
Папа нахмурился, налился гневом:
— А на что ты будешь содержать семью? Мою невестку и моего внука, когда он родится?
— У нас достаточно сбережений и ценных бумаг, — ответил Макс. — У меня финансовое образование, ты забыл? Моя семья ни в чём не будет нуждаться.
— А чем ты будешь заниматься целыми днями? Сидеть с блокнотиком на канале Грибоедова и рисовать туристов за пятьсот рублей? Разве это хорошая профессия для сына банкира?
— Нет, я сделаю выставку и буду продавать картины по тысяче долларов, — ответил Макс.
— Спорим, никто не купит! — воскликнул Михаил Семёнович, откупоривая новую бутылку коньяка.
Макс хмыкнул и направился к машине. Вернулся с папкой, где хранил рисунки. Слава богу, не голого Ильи! Там были картины, которые Макс рисовал в Непале, ожидая, когда Илья вернётся с Эвереста.
Заснеженные пики Гималаев, сверкающее озеро, усеянное лодочками рыбаков, туманные долины, погонщики яков, босоногие чумазые дети, трепещущие на ветру разноцветные флажки — и свет, свет, розово-золотистое сияние Тибета, утренняя прозрачность, вечерняя синева.
Страна, разбившая нам сердца своей красотой и жестокостью.
— О-о-о, — протянула Каролина, выдёргивая из папки листы с рисунками. — Я это хочу! И это! Я повешу картины в кабинете, где снимаю видео. Настоящие картины от настоящего художника, а не дешёвые постеры из Икеа! Сколько стоит эта прелесть?
— По тысяче баксов за штуку, — нагло ответил Макс.
— Беру! — согласилась Каролина. — И недорого совсем!
Папа поджал губы и сказал:
— Ну ладно, кто-нибудь, может, и купит… — Тяжело вздохнул. — Пиши заявление, я согласен тебя уволить.
— А «золотой парашют»? — поинтересовался Макс. — В моём контракте есть пункт: при увольнении по взаимному согласию я получаю компенсацию в размере трёхгодичного оклада.
Папа аж прослезился:
— Ты истинно мой сын! Ну просто идеальный момент, чтобы потребовать «золотой парашют», — Михаил Семёнович подошёл ко мне и ласково погладил плоский живот, не спрашивая разрешения. — Конечно, я согласен! И даже на выставку приду! Может, куплю что-нибудь, если ты сделаешь для своих рисунков красивые рамы — с золотом там, с завитушками.
***
По УЗИ мне поставили срок на три недели больше, чем мы с Максом считали. Мы сидели в кабинете гинеколога. Я возразила врачу:
— Мне кажется, вы ошиблись. Так получилось, что мы точно знаем дату зачатия, — и назвала тот майский день, который навсегда останется для нас самым счастливым.
— Вы уверены? — переспросил врач, заглядывая в заключение УЗИ и настольный календарь. — По моим расчётам зачатие произошло в апреле.
— Мы абсолютно уверены, — подтвердил Макс.
— Что ж, позже сделаем ещё одно исследование, а пока что хочу сообщить, что у вас будет мальчик. Поздравляю!
Мальчик.
Наш сынок — единственный и долгожданный.
Илюша Ольховский.
***
Про выставку Макс не шутил. Мы ещё в самолёте поговорили и решили устроить выставку в память Ильи. У меня было много его фотографий, а у Макса — портретов, сделанных карандашом и пастелью. Многие из них были предельно откровенными, но Илья никогда не стеснялся наготы. Он разрешил мне выставлять его обнажённые фото и без смущения позировал Максу.
Нам хотелось показать людям, каким красивым человеком был альпинист Илья Долин — не только внутренне, но и внешне. Мы мечтали, чтобы его запомнили не беднягой в оранжевой куртке, лежащим на склоне Эвереста в неестественной позе, а живым, обаятельным, молодым и сексуальным мужчиной. Потому что он оставался таким для нас с Максом. Мы не перестали любить его из-за того, что он умер.