— Моя фамилия Лемуан,— представился незнакомец.— Полковник Фредерик Лемуан…
Владелец «Гаража наций», мягко говоря, не выказал особой радости. У него даже челюсть отвисла. Он словно окаменел с открытым ртом. Наконец он натужно выговорил:
— Полковник Лемуан… Только этого, черт возьми, и не хватало…— Но господин Кассегрен, вероятно, не привык паниковать. Он быстро овладел собой.— Черт возьми,— повторил он.— Когда же вы прибыли в Аддис-Абебу?
— Менее трех часов назад я прилетел из Асмэры на ДС-3,— ответил Фредерик, заинтригованный таким «радушным» приемом.
Кассегрен облегченно вздохнул.
— Вы… Так вы еще не были в посольстве?
— По правде сказать… нет,— признался Фредерик.— Я предпочел сначала встретиться с вами.
— Так вот, полковник! Уж поверьте мне, вы чертовски правильно поступили. Они там вступили на тропу войны, чтобы заполучить ваш скальп. Но здесь об этом говорить нельзя.
Он снял телефонную трубку, набрал номер, одновременно подавая знак свободной рукой молодому эфиопу в светлом рабочем комбинезоне. Менее чем за три минуты он сообщил о своем возвращении жене, отдал необходимые распоряжения ассистенту, сменил белый халат на синий с переливами пиджак из синтетической ткани, изготовленной во Франции.
— Можно идти,— решился он.— Я живу в двух шагах.
Комфортабельная квартира на первом этаже небольшого дома. Мадам Кассегрен вышла на первый звонок, Фредерик был поражен и взволнован тем, что, как по мановению волшебной палочки, оказался во французском жилище. Никаких африканских безделушек, никаких колдовских масок. Строгая, подобранная со вкусом мебель, несколько репродукций импрессионистов и несколько подлинников, хотя и не принадлежащих кисти великих мастеров, но свидетельствующих тем не менее о бесспорном таланте типично французских пейзажистов, изобразивших прелестные парижские уголки.
Мадам Кассегрен прекрасно вписывалась в обстановку: женщина лет пятидесяти, еще очень привлекательная, скромная, но вместе с тем элегантная в очень коротком платье из грежа, с седыми, хорошо уложенными волосами, с изящным золотым браслетом на запястье.
Лемуан окинул ее взглядом и сразу же проникся к ней симпатией. Еще не избавившийся окончательно от волнения, Кассегрен представил их друг другу.
— Моя жена Одетта, господин полковник. Меня зовут Бер-нар. Дорогая… Это полковник Лемуан, о котором я рассказывал тебе за обедом.
Фредерик смирился с мыслью, что сбор информации для владельца «Гаража наций» был делом семейным. Вряд ли он имел право на критику, поскольку частенько составлял дуэт со своей супругой Сильвией — обитательницей замка в Сен-Мар-тен-де-Винь.
— Добро пожаловать, господин полковник,— поторопилась включиться в разговор мадам Кассегрен.— У вас, кажется, небольшие неприятности…
Она уже суетилась у передвижного бара, когда улыбающийся гость ответил:
— Именно так, мне кажется, считает ваш супруг. Я же пока ничего об этом не знаю. Может быть, вы меня просветите?
— Так вот, господин полковник… Или, может быть, я должен называть вас «господин директор»?
Милейший Кассегрен был так взволнован, что у него вдруг прорезался ярко выраженный тулузский акцент. Фредерик обратился к супруге с единственной целью — дать немного расслабиться мужу:
— Друзья обычно называют меня Фредди,— сказал он просто.
— О! — воскликнула она.— Я никогда не решусь…
— Что бы там ни было,— вмешался Бернар Кассегрен,— в посольстве говорят, что вы наделали дел. Высокопоставленная особа из министерства иностранных дел выполняет деликатную миссию при хартумском правительстве, а вы, кажется, помогли бежать одному из главных бунтовщиков, убили уж не знаю сколько солдат, сбили вертолет и скрылись с вышеупомянутым бандитом.
Нет смысла объяснять вам, что миссия министерского чиновника пошла прахом. Вас считают виновником и ждут явки с повинной.
Фредерик Лемуан тихонько присвистнул сквозь зубы:
— Значит… с повинной? Только-то и всего… Вам все это посол наговорил?
Кассегрен пожал плечами.
— Посол? — сказал он с легкой горечью.— Не имею чести быть знакомым с этой высокопоставленной особой. Меня допускают разве что прослушать его торжественную речь 14 июля в качестве члена французской колонии в Аддис-Абебе. В остальном же… меня игнорируют.
Поймите, в этой столице информацию собирают по двум каналам соответственно двум видам деятельности. Во-первых, дипломатия. В Аддис-Абебе квартируется невероятное количество международных организаций: в первую очередь Экономическая комиссия ООН для Африки; ФАО, ВОЗ, ЮНИСЕФ — пожалуй, дальше можно не перечислять — располагают здесь крупными филиалами; наконец, как вы знаете, Аддис-Абеба — столица ОАЕ — Организации африканского единства, и я хотел бы отметить, что все это представляет чрезвычайный интерес для Франции.
Разумеется, эти международные организации, и их конференции обеспечиваются посольскими дипломатическими службами. Но иногда, когда официозные агенты того или иного движения из Чада или Камеруна приезжают, чтобы поднять шумиху вокруг какой-нибудь официальной встречи, возникает необходимость в параллельной деятельности. Вот тут-то за работу берусь я. Мне ее попросту сбагривают, как слуге приказывают отмыть отхожее место. К счастью, такое случается довольно редко, и мое местечко считается довольно тепленьким.
— Господин Кассегрен, вы ведь и не являетесь агентом, целиком посвящающим свое время служебным делам?
— Называйте меня Бернаром, если хотите, чтобы я звал вас Фредди,— заметил с добродушной усмешкой тулузец.— Да, вы правы, я не являюсь агентом с полной занятостью. Учитывая финансовые возможности, которыми располагает наше учреждение, «господин Дюпон» объяснил мне во время моего последнего посещения Парижа, что Аддис-Абеба не стоит расходов. Впрочем, я и раньше не посвящал себя этому делу целиком. Знаете ли, я ведь вошел через черный ход.
Он уселся рядом с мадам Кассегрен на прекрасное канапе, а Фредерик в свою очередь устроился в кресле. Нежный взгляд жены обволакивал владельца гаража, в нем читалось восхищение, а супруг между тем коротко излагал свою историю.
— Сначала,— сказал Бернар Кассегрен,— я был кадровым военным. Унтер-офицер транспортных войск тылового обеспечения, специалист по автомобилям. Несколько лет я провел в Джибути. Там и завершилась моя карьера. Произошло это в 1955 году. Я мог вернуться во Францию, но предоставилась неожиданная возможность. Один пожилой друг уступил мне на фантастических условиях гараж в Джибути. Я стал работать на себя. Дело заспорилось. Я даже занялся транспортными перевозками в Эфиопию.
Но через три-четыре года стало ухудшаться здоровье жены. Климат Красного моря был ей явно противопоказан. Тут я снова испытал искушение вернуться во Францию. В самом разгаре был процесс деколонизации, Франция превращалась в страну репатриантов. А мы уже успели полюбить этот регион. Климат на Эфиопском нагорье одновременно приятен и полезен для здоровья, он едва ли не самый целительный в мире. Мы с Одеттой обсудили этот вопрос. Я оставил в Джибути управляющего и бросился как головой в прорубь, то есть занял немалые деньги, чтобы основать дело в Аддис-Абебе. Дело пошло на лад сверх всяких ожиданий. Тем более что я обладаю исключительными правами на определенные марки автомобилей. Мне также удалось развернуть транспортную сеть благодаря опорному пункту в Джибути. Короче… я не жалуюсь.
— С чем я вас и поздравляю,— искренне сказал Фредерик,— но… какое место во всем этом принадлежит службе?
— А!… Я поступил на новую службу в год ухода на пенсию. У меня уже были контакты с агентами в Джибути. Вы же знаете, что это важный транспортный узел.
Двумя или тремя годами позже по случаю моей поездки в Париж меня принял патрон. «Господин Дюпон»… одним словом. Он был со мной очень открыт. Он сказал, что я весьма полезен, что он рассчитывает на меня. Ну вы же его знаете… Уж с людьми-то он ладить умеет.